Спасибо всем за отзывы. Ну и вот, собственно, сабж. Все шесть написанных за лето глав, около 40 тысяч слов, архив с DOC-файлом и скриншотом весит 271 Кб.
http://g-starkov.nar...s/sh4_novel.zip
Всё-таки для проформы сегодня вечером одну за другой выложу в теме все главы. Надеюсь, хоть какое-то удовольствие процесс чтения сего материала кому-нибудь принесёт (мне лично нет).
P. S. Прошу понять меня правильно - произведение мне не надоело, у меня ещё есть интерес продолжать его. Пока объявлен небольшой перерыв где-то до октября. К тому времени завершу повесть "Тихий Холм. Постскриптум" и примусь за вторую часть SH4 Novel - "Последний марьячи". Я лично очень рад объявить, что в этой части речь будет не о Таунсенде, который меня совершенно разочаровал своей бесцветностью, а об Уолтере Салливане, о его истории.
P. P. S. Зацените скриншот (его можно увидеть здесь над постом с первой главой), подбирал почти всё лето. Остановился на этом, так как понравилась решительность на лице Айлин и фирменная физиономия Генри - "а шо здесь, собсна, происходит?". ;)Глава 2
Особая услуга1
После того, как Генри исчез в дыре, в квартире 302 нависла полная тишина. Не работал холодильник, не ходили часы, не журчала вода в трубах. Абсолютное, угнетающее безмолвие царило в ванной. Даже шумы, которые доносились из глубин тоннеля, стыдливо замолкли, не решаясь нарушить тишину.
Но потом что-то произошло.
Первым голос подал холодильник, выдавший странный прерывистый кашель. Так хрипит человек, подавившийся вишнёвой косточкой. Словно взяв пример с холодильника, коротко дзинькнул телефон в спальне. Маятник часов качнулся в сторону, невозмутимые лопасти вентилятора замедлили бег. В ванной дважды мигнула лампа. В довершение сцены, подводя итог всему происходящему, протяжно взвыли петли двери в спальню. Раньше там была узкая двухдюймовая щель, теперь же полоса стала шире. Гораздо шире.
И вновь стало тихо.
В соседней квартире Айлин Гелвин, принимавшая душ, зябко поёжилась, хотя вода шла тёплая. В воздухе носились невидимые хлопья снега. Она крутанула ручку, и поток стал горячим. Айлин с облегчением закрыла глаза.
2
Генри пришёл в себя, когда снежная пелена сначала стала синей, потом серо-голубой. Этот накрахмаленный свет был знаком ему с детства - люминесцентные лампы.
Он поднял голову. В глазах было мутно, тут и там мелькали белые вспышки. Но он уже не полз по тоннелю, а сидел сиднём... но при этом всё равно медленно двигался вперёд, потому что под ним был не пол, а эскалатор. Он увлекал Генри вниз.
Свет действительно исходил от ламп дневного света. Они висели через каждые пять шагов. В длинном прямом коридоре за эскалатором никого не было, и он был завален разнообразным мусором: какие-то непонятные металлические конструкции, разломанные и погнутые, обрывки газет, зелёные осколки бутылок. Картина напоминала расхожие представления о постапокалипсисе.
Тем временем эскалатор добрался до пола, и Генри встал на ноги. Поднялся он одним рывком, чувствуя удивительную лёгкость во всём теле, словно он плавает в бассейне. Эскалатор, который привёз его, продолжал свой зацикленный марафон. Ступеньки катились откуда-то сверху, где была непроглядная тьма. Генри предположил, что тоннель резко кончился у основания эскалатора, и он, загипнотизированный белым светом, вывалился прямо на дорожку.
Только, ради всего святого, каким образом дыра привела его в это место? Уж точно это не был его дом - бетонный коридор, лампы, чёрная табличка, покачивающаяся в отдалении под потолком. Генри различил на ней белые буквы, которые складывались в надпись:
Южный ЭшфилдТабличка была знакомой и в чём-то даже родной. Её он видел не раз и не два, спускаясь в подземку рядом с домом.
Метро? Как такое может быть?
Генри осторожно пошёл вперёд. Ботинки оставляли чёткие следы на плёнке застарелой пыли. По бокам коридора висели изорванные бесцветные плакаты. Они почти сливались с невыразительным цветом бетона. Генри увидел на одном из них (с рекламой сока) лицо женщины, выражающее высшее блаженство, почти оргазм. Но с таким же успехом могло показаться, что женщина в предсмертной агонии.
Что случилось с этим местом?Может, в станции идёт ремонт? Это бы объяснило отсутствие людей и обшарпанность. Но Генри сомневался. Судя по пыли, в коридор не ступала человеческая нога по меньшей мере год. А меж тем неделю назад станция была жива и полна людей. Чёрт возьми, да он сам видел полчаса назад, как в метро спустилась девушка!
Однако чёрная табличка упрямо гласила, что это станция Южный Эшфилд.
- Эй!
Генри вздрогнул - не столько от неожиданности, а в первую очередь оттого, что узнал женский голос. Сегодня он слышал его в телефонной трубке, перед тем, как обнаружил, что провод перерезан.
Девушка в розовой блузке стояла на дальнем конце коридора и отчаянно махала ему рукой. Генри прищурился, плавно приходя к мысли, что всё это ему снится. Он сошёл с ума, или это действительно та самая девушка, за которой наблюдал из окна?
- Эй! Иди сюда!
Он покорно пошёл к ней. Тело всё ещё было необычно лёгким, и мягкий свет обволакивал вещи лёгкой дымкой эфемерности. За исключением его шагов, в станции - или что это тут, - было тихо.
Видимо, Генри шёл недостаточно быстро, потому что девушка, чуть подождав, решила тоже прогуляться по направлению к нему. Два человека сошлись под лампой, которая то и дело отключалась, отбрасывая на стены искривленные тени. Генри настороженно изучал девушку. Она действительно была в розовой блузке открытого выреза (Генри даже показалось, что слишком открытого - он мог видеть чёрный кружевной бюстгальтер, выглядывающий из-под декольте). Ещё на ней была короткая разноцветная юбка, а на шее висело серебристое украшение. Длинные тёмные волосы уложены в замысловатую причёску. Она сначала просто смотрела на него, потом губы тронула кокетливая улыбка:
- Кто ты?
Простой вопрос, но он растерялся. Мысли не двигались. Генри всё ещё парил в голубоватом тумане небытия.
... а может, просто не мог оторваться от созерцания завлекающей розовой блузки?..
- Как тебя зовут? - переспросила она.
- Генри, - он вырвал себя из оцепенения. - А тебя?
Её улыбка стала шире:
- Ты в моём сне - и даже не знаешь, как меня зовут?
Генри снова не нашёлся и снова молча уставился на собеседницу как вариант ответа. Девушка еле заметно кивнула; такой ответ, похоже, вполне устраивал её.
- Меня зовут Синтия, - сжалилась она.
- Твой сон? - переспросил Генри, разжёвывая мысль.
- Ну да, ведь это просто сон, - Синтия без тени сомнения окинула жестом блеклые стены и лампы, струящие невесомый свет. - Должна признаться, довольно страшный. Остаётся надеяться, что скоро я проснусь...
Следуя её примеру, Генри тоже оглядел странную станцию. В семи шагах висел очередной плакат, но текст на нём был размыт настолько, что букв не разобрать. Может, и правда сон, подумал Генри. Один из моих кошмаров, которые в последние дни валятся, как снег зимой... Но почему эта женщина полагает, что именно она - хозяйка этого сна? Он повернулся к ней:
- Так ты думаешь, что это твой сон?
- А что же ещё? - похоже, девушку забавляла его безмерная тупость. - Хорошо бы выбраться из этого жуткого местечка, но я не могу найти выход...
Выговаривая последние слова, Синтия задумчиво посмотрела на Таунсенда, но он снова переключил внимание на зловещий интерьер. Генри думал - потому что думать было его привычкой, не всегда полезной. Он пер######рал новые варианты, аргументы "за" и "против" того, что это сон. Но высокие измышления были самым грубым образом прерваны, когда он вдруг ощутил за своей спиной дыхание Синтии. Совсем близко...
- Слушай, - промурлыкала она над его ухом. Генри дёрнулся, словно его тряхнуло током, и немедленно обернулся к ней лицом. - Не мог бы ты мне помочь найти выход? Я одна, и мне страшно... А у тебя, я так поняла, те же проблемы, что у меня.
Она провела по щеке Таунсенда тыльной стороной ладони и придвинулась поближе. Генри ощущал аромат её духов, безусловно, дорогих. Запах её кожи и тёплое дыхание...
Синтия наклонилась к нему вплотную и заговорщицки прошептала, прильнув полными губами:
- Если нам удастся выйти, я бы могла оказать тебе одну особую услугу... Ты мне нравишься, а я не прочь немного повеселиться - раз уж это всё равно сон...
И отвернулась, расчётливо задев грудью руку Генри. Он не шелохнулся - но её прикосновение осталось гореть печатью на запястье. Сердце забилось, и вдруг его посетила совершенно смешная мысль: а как долго, интересно, он не был с женщиной? Когда в последний раз? Месяц, или два, или год - а может, больше?.. К своему стыду, Генри не помнил.
Я бы могла оказать тебе одну особую услугу...Ладно, усмехнулся он про себя, так хоть понятна столь бурная реакция на вызывающее поведение девушки. Похоже, Синтия не шибко много внимания обращает на полагающиеся в таких случаях условности и недомолвки. Нельзя сказать, что Таунсенду это не нравилось.
- Эй там, на луне, все живы? - озорной голос Синтии в очередной раз вытащил его из прострации.
- Всё хорошо, - ответил он. - Пойдём.
И сделал шаг вслед за ней. Они стояли на изломе - здесь коридор делал поворот на девяносто градусов и устремлялся дальше, туда, где сгустилась чернильная тьма.
3
Синтия уверенно шла вглубь коридора, оставив Генри плестись за собой. Минуту он терпел это, потом решительно вырвался вперёд, ускорив шаги. Её нарочитое виляние бёдрами мозолило глаза, сбивая мысли. Это было не на руку, особенно в таком подозрительном местечке.
Она удивлённо вскинула брови. Генри мимоходом пояснил:
- Так безопаснее.
Он был уверен, что она не заставит ждать с ответом, но Синтия ничего не сказала. Лишь когда они добрались до границы света и тени, где начиналась власть тьмы, она снова подала голос:
- А как ты сюда попал, бой?
- Через дыру, - рассеянно ответил Генри, вглядываясь вперёд. Ему очень не хотелось идти дальше, но выбора не было. - Она появилась на стене моего дома.
- Правда? А я вчера ночью была на банкете у подруги. Выпила лишку, и вот результат. Мне вообще много чего снится спьяну...
Генри не очень льстило, что его принимают за плод затуманенного алкоголем воображения, но зато слова Синтии показались ей интересными - он коротко взглянул на неё, дав установку смотреть строго на лицо.
- Ты спустилась в метро со стороны отеля?
Спросил как бы между прочим, но Синтия остановилась как вкопанная, воззрившись на Таунсенда с неприкрытым подозрением:
- Откуда ты знаешь?
- Ну... - он замялся. - Понимаешь, я уже несколько дней не могу выйти из своего дома, и иногда смотрю из окна...
- Ты следил за мной?
- Нет, что ты. Просто случайно увидел.
Синтия пожала плечами. Генри хотел закончить неудавшийся разговор, но она заговорила:
- Да, я спустилась в станцию со стороны отеля. Хотела съездить в центр, но не нашла ни души, пока не встретила тебя. Даже выход исчез. - Она умолкла, забыв о своём кокетстве. Лоб прорезала вертикальная морщинка. - Но ничего, во сне чего только не бывает.
Они оказались в тени. Конструкции, которые в ярком свете выглядели просто кучей железа, здесь смотрелись иначе.
Не так. Как скелеты громадных существ, которых смерть настигла в этом коридоре. Генри замедлил шаги. Он засомневался, точно ли голос Синтии он слышал в телефонной трубке. Клясться на Библии он не стал бы, но всё-таки этот мягкий, слегка иностранный выговор...
- Синтия, ты никуда не зво...
Полуобернувшись, Генри увидел, что девушки за спиной нет.
- Синтия?
- Погоди... - оказывается, пока он хлопал ушами, Синтия отстала, обессиленно прислонившись к стене. - Кажется, меня сейчас вырвет.
Она согнулась пополам и закрыла ладонью рот. Генри в панике смотрел на неё. Что с ней?
Блуждающий взгляд Синтии остановился на двери с розовым изображением женской фигурки. Синтия рванулась в туалет, изо всех сил стараясь удержать содержимое желудка на месте. Генри показалось, что она не дотерпит до спасительной комнатки, но Синтия благополучно скрылась за дверью, которая раздражённо закачалась на петлях. Генри с тревогой увидел в щели иссиня-чёрную мглу - в уборной не работало электричество.
Он вздохнул и прислонился к стене. Что ни говори, леди на своём банкете набралась изрядно. Хорошо ещё, что ничего серьёзного... В памяти Генри были живы попойки молодых лет. Он хорошо помнил, как наутро язык во рту вспухал до размеров колокольной башни.
Из женского туалета донеслись характерные звуки. Генри деликатно сделал вид, что смотрит по сторонам, хотя вряд ли кто мог оценить его учтивость в пустом коридоре. Очередная разбитая лампа висела над головой. Лампа была именно разбита, а не перегорела. Не в меру рьяный вандал повыбивал все источники света в коридоре на протяжении пятидесяти футов. Благодаря ему Генри не мог даже скоротать время за чтением выцветших плакатов.
Он опять углубился в мысли. Важнее всего - найти выход из этого гиблого места. Интерьер здесь напоминал станцию, соседствующую с его домом, но Генри мог поставить месячную зарплату, что в истинной своей сущности этот коридор имел со станцией Южный Эшфилд столько же общего, сколько с покоями Папы Римского. Синтия говорила, что вся эта жуть - не более чем её сон. Генри, в свою очередь, склонялся к мысли, что сон всё-таки
его.
Но когда он умудрился заснуть? К тому моменту, когда в ванне появилась дыра, Генри уже должен был дрыхнуть, как младенец. Наверное, он не заметил, как заснул, развалившись на кресле. Это бы многое объяснило.
Он оторвался от стены, немного приободрённый. В туалете стояла тишина. Что-то Синтия долго...
Тишину коридора прорезал душераздирающий скрип - дверь мужского туалета пришла в движение. На облупленной поверхности был намалёван синий силуэт человека. Генри подавил в себе желание отшатнуться. Звук был такой, словно скребли вилкой по фарфоровой тарелке.
Ржавые петли повернулись, обнажая вязкую темноту за дверью. Там света тоже не было. Открытая дверь превратилась в провал глазницы. Генри не отрывал взгляда от жуткого зрелища, превратившись в пульсирующий комок нервов.
Дверь продвинулась ещё на дюйм и замерла. Генри немного расслабился - как оказалось, зря. Обращая в пыль его надежды на благополучный исход, из темноты выглянула ядовито-жёлтая лапа с иззубренными когтями.
Собака ужасающе медленно ползла по полу, толкая вперёд свою тушу. По бетонному полу тянулся расширяющийся багровый след. Псина доживала последние секунды жизни - это было видно невооружённым глазом. Генри не шелохнулся, во все глаза наблюдая за подыхающим созданием. Он пытался понять, что его так поразило в облике собаки... Удалось это нескоро. К тому времени собака сладостно растянулась на луже крови и замерла навсегда.
У неё не было глаз. Место, отведённое для органов зрения, заросло сухой зеленоватой шерстью. Когда на последнем издыхании собака разинула пасть, оттуда вывалилось нечто длинное и красное, свёрнутое в трубочку.
Вот те на, потрясённо подумал Генри, глядя на коченеющее тело.
Приехали. Хуже некуда.Но хуже всё-таки могло быть.
Он понял это, когда из мужского туалета появились ещё два зверя - совершенно здоровых, злобно рычащих... с языками, неуклюже волочащимися по полу.
4
Глядя на безглазых собак, подкрадывающихся к нему, Генри почувствовал, как разум настойчиво просится прочь. Он закрыл глаза и сосчитал до трёх, приказывая дурацким галлюцинациям унестись прочь. Когда он вновь открыл глаза, то увидел, что собаки успели выйти из туалета и теперь обходят его с двух сторон, словно заранее договорившись. Жёлтая кожа с отвратительными розовыми пятнами резала глаза даже в полутьме. Языки напряглись и встали торчком. Они сужались на концах, как пики. Когда собаки достигли середины коридора, Генри не выдержал и сделал шаг назад, вдавившись спиной в стену. Во рту мгновенно пересохло.
Одна из собак осторожно обнюхала мёртвого сородича. Из пасти вырвалось громкое удовлетворённое хрюканье. Вторая собака немедленно повернулась в сторону звука. На секунду её шерсть стала дыбом, потом опала: тварь поняла, что опасности нет. А есть - трапеза.
Собаки сомкнули плотное кольцо вокруг трупа. Генри боялся дышать. Руки-ноги мелко тряслись. В уголке сознания сжалась в комок мысль, что это всего лишь очередной кошмар, так что бояться нечего... да только этой мысли была грош цена. Здесь и сейчас всё выглядело реальным. Таким реальным, что сном казалась вся предыдущая жизнь.
Одновременно, как по команде, собаки вскинули головы, обратив острые малиновые языки к потолку, и воткнули их в дохлую псину. Брызнула кровь. Языки тварей приняли тёмно-багровый цвет - Генри заметил это даже в сумраке. Собаки замерли, лишь подрагивая задними лапами.
Надо же, отстранённо подумал Генри,
это же не языки, а присоски! Они высасывают у него кровь!Накатило желание истерически рассмеяться, и он до боли прикусил язык. Этот смех будет последним в его жизни.
Адские создания стояли к нему спиной, жадно поглощая кровь. Труп на глазах словно сдувался, ядовитый жёлтый цвет уходил с кожи, уступая место синюшной бледности. Сообразив, что безглазые твари попросту не заметили его, Генри успокоился, насколько это возможно. Главное - не шуметь... Нужно ретироваться, пока твари заняты едой.
Вслед за этим полыхнула болезненная мысль:
Синтия...С секунды на секунду она закончит дела и выйдет в коридор. Дверь c женским силуэтом радостно заскрипит - собаки рывком повернутся... и она закричит.
Боже.
Кровавый пир продолжался. Затаив дыхание, Генри сделал шаг в сторону женского туалета. Собаки не обращали никакого внимания. Ещё шаг. Он чувствовал, как рубашка взмокла и прилипла к телу. Особенно жгло на спине, где ручьи пота катились за шиворот. Странно... во сне возможны такие
настоящие ощущения?
Когда до туалета осталась пара-тройка шагов, Генри пережил жуткое мгновение: ему померещилось, что дверь распахивается, в проёме возникает знакомый силуэт, и Синтия зовёт:
Генри? В чём де...Он сорвался с места и одним прыжком достиг двери. Гулкий удар разнёсся по пустынному помещению. Не останавливаясь, он потянул дверь на себя, едва не сорвав с петель, и вломился внутрь. Алчное хлюпанье сменилось яростным рычанием за спиной. Генри закрыл дверь, хоть ручка и норовила выскочить из одеревеневшей кисти. Замок щелкнул.
Он оказался в полной темноте. Первым делом опёрся рукой о стену и отдышался. В чёрной шали смеялись радужные шарики. По ушам бил отбойный молоток, а в лёгких расходился по всем швам паровой котёл.
Спокойно. Ты в безопасности.Он с трудом поднял голову. Туалет напоминал тёмную пещеру, затерянную на дне оврага. Разноцветные шарики всё не желали уходить.
- Синтия? - голос был сиплым и придушенным.
Она не ответила.
- Синтия, это я...
Темнота, и ничего больше. В голову пришла леденящая догадка: в комнате пряталась ещё одна собака. Когда девушка вошла, она загрызла её. Синтия лежит на полу с изорванной глоткой, а собака тихо подкрадывается... Генри распрямился, как выпущенная пружина.
- Синтия!
Он на ощупь пошёл вперёд, натыкаясь на стены и раковины. Чьё-то тяжёлое дыхание мерещилось по углам. Он чувствовал себя затерявшимся в далёком космосе, за миллионы световых лет от привычного для него мирка. Но острее всего было беспокойство за Синтию.
- Ради Бога, Синтия, скажи, что ты здесь...
Дрожащая рука нашарила дверь кабинки. Открыто. Он провёл рукой над унитазом. Никого. Генри перешёл к следующей кабинке. Пусто.
Значит, последняя кабинка. Больше Синтии быть негде. Может, девушку скрутило до такой степени, что она потеряла сознание?.. К нему вернулась слабая надежда, что дело ещё не фатально.
Он постучал в дверь кабинки, и она сдвинулась внутрь: кабинка была не заперта. Холодея, Генри поднял руки перед собой, но пальцы ни на что не наткнулись. В третьей кабинке была только тягучая тьма, сдобренная кислым рвотным запахом. Генри был один в женском туалете. Синтия пропала.
5
Оказавшись одна, Синтия стёрла с губ натужную улыбку и с тихим ругательством подлетела к кабинке. Тусклый, почти отсутствующий свет превращал унитаз в чёрный монолит. Склонившись над ним, она с облегчением дала волю судорожным порывам.
Когда буря улеглась, Синтия выпрямилась и скорчила в темноту кислую мину. Она ненавидела выставлять себя в таком свете - даже перед лопырём, который ждал её в коридоре (хотя насчёт лопыря Синтия себе лукавила, парень ей приглянулся). А ведь знала, тоскливо подумала она, что так и будет. Но после третьего бокала количество поглощаемого спиртного вдруг стало понятием смешным и ненужным...
Она подошла к зеркалу и чертыхнулась. Какой умник вдохновился гениальной идеей - испортил лампу в туалете? Максимум, что она могла различить на смутно-синей глади - собственная тёмная фигура без всяких отличительных черт. Даже прихорошиться чуток нельзя... Но Синтия всё-таки немного покрутилась перед бесполезным зеркалом, приводя в божеский вид волосы и одежду - и заодно пожалела, что с собой нет любимых мятных таблеток против запаха изо рта. Положительно, всё против неё.
Ладно, невесело усмехнулась она, если уж на то пошло, то этот Генри - лишь бесплотный мираж, призванный её развлечь в мире иллюзий. Она проснётся, немного поностальгирует по симпатичному парню и его обаятельной щетине, и по пути в душевую обязательно забудет его. Вот и всё.
Синтия выглянула в коридор:
- Ну что, бой, долго жд...
Слова оборвались на середине. Она озадаченно умолкла и огляделась. Чёрт-те что!
Блеклый коридор пропал. Его сменила пустая платформа метро. Над Синтией неприветливо горел зелёный огонёк семафора. Древний поезд с приглашающе раскрытыми дверями застыл на рельсах. Синтии показалось, что у всех вагонов в этом составе не хватает колёс. Рядом, в углу, расположился сломанный кофейный автомат: кто-то разбил витрину и рассыпал коричневые бумажные стаканы по перрону. На стенах громоздились непристойные надписи цветными мелками.
- Генри? - она затравленно посмотрела на жуткую платформу. - Что это?
Неизвестно откуда в подземке появился ветер, и обрывки газет мягко заскользили по полу. Из выемки автомата вывалился очередной стакан и подкатился к носкам её туфелек. Синтия слабо вскрикнула и отступила.
Сон, напомнила она себе. И очень жуткий сон. Их слишком было много за последнюю неделю.
Как бы там ни было, нужно было выбираться. Синтия увидела широкую лестницу, ведущую наверх. На ступеньках засохли коричневые потёки. Она поморщилась, но пересилила отвращение и пошла к лестнице, стараясь не касаться скомканных газет на полу. И не забывала краешком глаз следить за поездом, который напоминал пожилого злобного старика.
Дежа-вю. Синтия не знала этого слова, но её состояние точнее всего можно было охарактеризовать именно так. Да, она была напугана и немного заинтригована - наверное, именно способность в любом повороте судьбе видеть интригу и азарт помогли ей сохранить к концу второго десятка лет красоту и независимость. Но ей не давало покоя чувство, будто в мозгу посреди вязкой кашицы плавает нечто твёрдое и скользкое, не давая себя словить. Какое-то покрытое пылью воспоминание, которое вяло шевелилось при виде этого сюрреалистичного перрона. Синтии это не нравилось, и она ускорила шаги. Когда с величайшей осторожностью она поставила ногу на первую ступеньку лестницы, в глаза бросилась надпись в стиле граффити, нанесённая на стене над лестницей. Надпись была короткой и дурацкой.
Искушение.Слово было выведено на бетоне. Не скабрезность, не очередное бессмысленное признание в любви, а
искушение. Синтия лишь пожала плечами. Когда она снова посмотрела вперёд, то увидела, что путь загораживает человек. Его тень упала на Синтию. Она остановилась, не представляя, что делать дальше. Человек не предпринимал никаких действий, просто улыбался - дружелюбно и успокаивающе. И ей сразу захотелось улыбнуться в ответ. Если бы Генри умел так улыбаться, то она, пожалуй, и могла бы и не откладывать "особую услугу" на потом.
- Привет, красавчик, - весело сказала она и с тревогой заметила, как улыбка незнакомца угасла. Лицо оставалось таким же мягким и мечтательным... но улыбка растаяла, как луч зимнего заката.
Лёгкой победы не получилось.
6
Через пятнадцать минут после того, как Генри бравурно вторгся на территорию туалета, он решился выйти. Он стоял, прильнув к двери, и вслушивался в звуки с коридора. Но так ничего и не услышал - или дверь была слишком толстой, или собаки ушли. Впрочем, имелся третий нелицеприятный вариант: жёлтые твари умнее, чем он думает. Они сейчас притаились и ждут, когда недогадливая жертва откроет дверь.
Но Синтии в туалете не было. Генри по три раза перепроверил кабинки, отказываясь верить этому. Девушке некуда было уйти, но она как-то умудрилась. Цирковым работникам со стажем трюк не показался бы чем-то особенным, однако ни Синтия, ни Генри на фокусников не катили. Если следовать теории Синтии, то она, возможно, проснулась и теперь с облегчением потягивается на постели. А Генри остался здесь... в мире грёз. Чертовски бредовых грёз.
Он повернул ручку. Щелчок. Звук разнёсся грохотом крупнокалиберной пушки. Если собаки правда выжидают, то лучшего сигнала к действию не придумать.
Генри открыл дверь. Чем быстрее закончится этот нелепый кошмар, тем лучше. За четверть часа темнота успела ему порядком надоесть. Зрачки требовали света, мозг требовал определённости.
Сморщённое тело по-прежнему лежало на полу. Пасть была приоткрыта; собака скалилась самодовольной ухмылкой, и язык висел между зубов рваным серым тряпьём. Кровавые следы чётко выделялись на полу. Они уходили туда, откуда пришли Генри с Синтией. Самих собак не было видно, но он чувствовал, что далеко они не уйдут. Через сто шагов коридор кончится эскалатором. Твари скоро вернутся.
Не закрыв дверь туалета (боялся, что петли заскрипят), Генри пустился бегом. Он ощутил безмерное облегчение, добравшись до "светлой полосы", где лампы были целы. После сумрака коридор казался ещё более светлым и... обесцвеченным, что ли.
Ненастоящим. Вот где правильное слово. Создавалось впечатление, что в этой части коридора всё - начиная с плакатов и кончая самим Генри, - не более чем плоский двумерный образ, отбрасываемый проектором.
Рядом высились турникеты, через которые можно было спуститься на нижние платформы. Вниз Генри было идти совершенно незачем. Он возлагал надежды на дальний конец коридора, где должна быть дверь на улицу. По крайней мере, так Генри запомнил планировку метро. Он спускался сюда нечасто. Наверное, раз в месяц, а то и реже.
Не останавливаясь, он оглянулся. Собак пока не видно. И на том спасибо.
А что ты будешь делать, если на той стороне тоже окажется тупик?Генри молча прибавил шагу. Признаться, о таком повороте он не думал как следует, но ответ напрашивался. Проснуться. Да, единственное, что тогда останется - проснуться и порадоваться солнечному свету за окном. Потому что такого
не может быть.
- Генри! Помоги мне...
Он озадаченно повернул голову. Голос Синтии. Он шёл будто бы из-под земли. Пустое здание исправно отражало крик, многократно усиливая.
- ... спаси...
Генри невольно передёрнуло. Он узнал эту мольбу о помощи - уже слышал раньше. В телефонной трубке...
Но как?Не успел в голове сформироваться совершенно бесполезный вопрос, а Генри уже оказался у турникета. При всей любви к пустым размышлениям было у Таунсенда одно хорошее свойство: если эта любовь мешала делу, он мог с лёгкостью послать её к чёрту.
Линч-стрит, гласили белые буквы на чёрном. Генри спускался сюда, пока не устроился внештатным корреспондентом и практически перестал вылезать из берлоги. Так что табличку он видел не впервые... но она была скорее незнакомой, чем знакомой. Словно её извлекли из-под руин бомбёжки и нацепили на прежнее место. Табличка равнодушно наблюдала за попытками Генри пробить себе путь. Навалившись на перегородку всем весом, он попытался провернуть шарниры силой. Металлические прутья не шелохнулись. Генри упал на колени, нагнулся и начал было протискиваться под турникет, но до него вовремя дошло, что так он стопроцентно застрянет.
- На помощь!
Генри вскинул ногу на верхний прут турникета и оттолкнулся от неё. Вот где пригодилась странная лёгкость во всём теле. Он неуклюже замахал руками, теряя равновесие, но изловчился и всё-таки спрыгнул на другую сторону. Едва приземлившись, он устремился вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.
Синтия была в поезде, который выглядел рухлядью полувековой давности. Тем не менее, поезд гордо обосновался на вполне современных рельсах, и свет ламп освещал цепочку вагонов с соскоблившейся краской. Засмотревшись на это чудо техники, Генри наступил на пустую жестянку, валяющуюся у подножия лестницы, и едва не ткнулся носом о пол.
- Скорее! - поторопила Синтия; в голосе появилась надежда. - Выпусти меня отсюда!
И неистово замолотила кулаками о дверь вагона. Но дверь была плотно заперта. Генри мог лишь видеть девушку через толстое стекло. Как она туда попала?
- Успокойся, Синтия... - он огляделся в поисках чего-нибудь тяжёлого, чем можно выбить стекло. Мусора на перроне было много, да всё мелочь.
- Пошевеливайся! - рявкнула она и лихорадочно оглянулась. - Проклятье, Генри, сделай же что-нибудь! Тут кто-то есть!
- Кто-то есть? - в вагоне, насколько он мог видеть, никого не было. Только длинный ряд кресел с вывернутыми наружу, как кишки, обивками. Спрятаться в узком проходе было невозможно.
- А ты думаешь, я сама себя заперла в этой чёртовой клетке? - она нервно хохотнула; Генри заметил, что одна из пуговиц её блузки соскочила с петли, но вряд ли стоило девушке сейчас указывать на это. - Ну не стой же! Он здесь, я знаю...
Она снова бросилась на дверь в приступе ярости, страха и отчаяния, прижавшись лицом к стеклу. Таунсенд похолодел.
Тут кто-то есть.Он в растерянности посмотрел вперёд. Локомотив, такого же замогильного вида, как и весь поезд, упирался носом в конец перрона. У махины не хватало колёс. Из-под корпуса торчали остовы ржавых рессор.
- Подожди меня здесь, ладно?
Генри сделал шаг к локомотиву, и в спину ударил рев загнанного зверя:
- Не смей оставлять меня одну, мерзавец!
Он остановился:
- Синтия, я...
- Только попробуй бросить меня!
Генри сокрушённо качнул головой и устремился вперёд, наплевав на всё. Если в поезде кто-то прячется, как говорит она, то нужно спешить. Он надеялся, что Синтия умная девушка и поймёт всё на лету. Что ж, просчитался. Но не втолковывать же свои намерения полчаса взбешенной особе, когда на счету каждая секунда.
Она не переставала проклинать его - наверное, уже вся станция содрогалась от отборных ругательств, выдаваемых Синтией со скоростью автоматной очереди. Бегуном Генри был не сильным, и успел запыхаться, пока не добрался до локомотива.
- Генри! - что-то в голосе Синтии изменилось. Таунсенд как раз брался за дверь локомотива. Слава Богу, она была не заперта. - Он здесь... Генри, чёрт бы тебя побрал!
Он застыл, держась руками за липкий от машинного масла поручень. Из локомотива пахло керосином и дёгтем.
Слишком далеко. Не успеть.А аварийная кнопка - вот она, в двух шагах. Если вагон откроется, она сможет убежать...
Генри запрыгнул в локомотив.
7
Он здесь, сказала Синтия не своим голосом, и, нажимая на заветную кнопку, Генри знал, что опоздал. Когда он выбрался из локомотива на перрон, вагоны с шипением растворяли дверцы, но спутница не спешила показываться.
- Синтия?
Он бросился вперёд.
- Где ты?
Шипение заглохло. Поезд разинул свой засохший рот. На платформе стало до жути тихо, и в этом молчании Генри чётко различил шаги - тяжёлые, ровные, которые никак не могли принадлежать девушке на туфлях со шпильками.
Шаги удалялись.
- Чёрт...
Он побежал. На этот раз расстояние от локомотива до вагона растянулось на многие мили. Когда Генри, хватаясь рукой за полыхающую грудь, заглянул в вагон, где осталась Синтия, он мельком увидел, что по противоположному перрону кто-то идёт... но человек зашёл в тень от колонны так быстро, что Генри ничего даже не смог взять в толк, мужчина это или женщина.
Генри вошёл в покореженный вагон. Пол качнулся под ногами, возмущённо заскрипели рессоры. В какой-то момент Генри осознал, что видит себя как бы со стороны - словно по кабельному каналу идёт плохой фильм с незабвенным Генри Таунсендом в главной роли: человек в промокшей от пота светло-голубой рубашке, лицо искажено паникой. И он проигрывал. По всем статьям. Человек, который забрал Синтию, находился где-то далеко, а Генри едва только вышел из вагона и ступил на параллельную платформу.
Кинг-стрит, если верить указателям. На краешке сознания крутилось возмущение - как так может быть? Как этот человек, каким бы суперменом он ни был, улепётывает так быстро?
Да. Возмущение и детская обида. Генри считал их заслуженными. Это был явный мухлёж даже для плохого сна.
Лестница вела на коридор станции. Генри задержался под ней на долю секунды, когда увидел, что все лампы наверху пер######ты. Мрак царил на верхнем уровне платформы Кинг-стрит.
Не вовремя...
Генри начал подниматься - как паук, карабкающийся по отвесной стене. Слепящий нарисованный свет меркнул по мере того, как он преодолевал ступеньки. Когда Генри наконец встал на гладкий пол, то оказался почти в полной темноте.
- Синтия? - позвал он.
Никто не ответил. Генри видел смутные очертания стен, и длинный коридор, тянущийся вперёд... но что его там ждало, оставалось только догадываться. Он пошёл вперёд быстрой ходьбой, ссутулившись, напряжённо всматриваясь в полумрак. И едва не вскрикнул, когда под подошвами захрустело битое стекло ламп.
Что здесь произошло?Генри отмёл мысль как несуразную. Главное сейчас - найти Синтию и того, кто её унёс. И не опоздать...
Генри снова перешёл на бег, но темнота тут же услужливо дала понять, что пренебрегать ею не стоит. Он ощутил это сполна, когда в живот впился торчащий разломанный стержень. Боль была такой сильной, что окружающая синева полыхнула сначала красным, потом зелёным. Генри схватился за живот и согнулся пополам. Из-под содранной кожи выступила кровь.
Генри не было необходимости видеть, на что он напоролся, он знал и так. Одна из тех странных железных конструкций, напоминающих каркас какой-то исполинской статуи. Их много валялось в первом коридоре, и, видимо, здесь тоже немало.
Морщась от боли, Генри заковылял дальше. Шаги отдавались жгучей болью в животе. Он вновь подумал, что такие пронзительно-реальные ощущения во сне невозможны... особенная такая боль. Всякая надежда настигнуть невидимого похитителя умирала. За это время тот со своей проворностью мог долететь до луны.
- Генри!
Он выпрямился, когда где-то совсем рядом Синтия назвала его имя. Боль на мгновение забылась.
Сзади? Или спереди? Может, ему померещилось?
- Генри, я у выхода, - голос затрещал и отдалился; раздался протыкающий ухо стальной скрип. - Этот псих запер меня в комнате диспетчера. Здесь, у турникетов... Скорее, сюда! Пожа...
Очередной скрип резко оборвал её слова, и динамик замолк. Репродуктор висел над макушкой Генри.
Она!Превозмогая жжение в животе, он устремился вперёд - туда, где смутно вырисовывалась лестница, ведущая наверх. Добравшись до её подножия, Генри с удовольствием отметил, что лампы над лестницей целы. Прищурившись от яркого света, он заковылял вперёд. И увидел, как сверху высунулась заострённая терпко-жёлтая морда и с интересом уставилась на него.
8
Генри остановился. Не мог не остановиться. Собака ничего не предпринимала, лишь слегка подрагивала носом.
Ситуация была патовой. Диспетчерская должна была располагаться сразу после лестницы. По крайней мере, так обстояло дело в
настоящей станции. Полминуты, и Генри добрался бы до Синтии. Но коль на верхней ступеньке с почти нахальным выражением морды устроилась эта псина, половина минуты грозила вырасти до половины дня.
- Брысь, - без особой надежды цыкнул Генри и поднялся на одну ступеньку, не делая резких движений. Собака проигнорировала приказ.
- Уходи, - попросил он, делая ещё шаг. Собака приоткрыла розовую пасть и высунула длиннющий язык-присоску. Тот начал твердеть, приподнимаясь над полом. С узкого кончика капала прозрачная слюна.
Ничего не говоря, Генри преодолел очередную веху. Адской псине такое самоволие явно пришлось не по душе. Она с рычанием приникла к полу, ясно давая понять: вот-вот последует прыжок. Генри начал подумывать об отступлении. Может, есть другая, пожарная, лестница...
Но в этот миг воздух сотряс истошный вопль, и инстинкт самосохранения Таунсенда рассыпался в прах.
Кричала Синтия. Генри слышал раньше, как она кричала в ярости, слышал, как она кричала от страха. Но теперь... он понял сразу. Эти нечеловеческие нотки в голосе, бывшем таким мягким и сексуальным. Этот невыразимый ужас.
Крик боли.
Собака мгновенно ощетинилась и развернулась назад, откуда доносился крик. Видимо, она не держала Таунсенда за значимого противника, в чём и просчиталась. Генри от души надеялся, что тварь поняла это, когда он на икру её задней лапы обрушился хорошо поставленный удар ботинком.
С обиженным завыванием и обмякшим языком, волочащимся по полу, собака повернулась к нему. Шок и растерянность владели тварью, но секундой позже всё могло измениться, и эта подбитая дворняжка вновь надела бы облик чудища не с мира сего... если бы Генри почти на автомате не сделал то единственное, что могло его спасти: он с силой наступил на язык собаки, придавив его к полу. Она рванулась назад и надрывно завыла, когда натянулся язык. Какими-то двумя футами выше Синтия завизжала снова, и Генри нанёс второй удар свободной ногой - на этот раз по безглазому рылу. Начавший твердеть и выскальзывать из-под подошвы язык опять превратился в варёную сосиску. Генри ударил снова. Он мог колотить тварь долго, забить её до смерти, но решил на этом закончить, понадеявшись, что хотя бы на тридцать секунд он превратил собаку в потерянное, мечущееся от боли создание. Больше ему не требовалось...
Но одного он не учёл: жёлтое слепое чудовище было собакой в последнюю очередь. Что бы ни скрывалось под этим обличьем... это была не собака.
Мощные челюсти сомкнулись на голени, не дав пройти и четверть пути. Генри успел только охнуть и выбросить руки вперёд, увидев, как пол на угрожающей скорости близится к лицу. Собака промахнулась на полдюйма: крючкообразные зубы вцепились в ткань брюк, прокусив её насквозь. Упав, Генри крепко приложился лбом о бетон, и всё вокруг немедленно поплыло и заискрилось.
Вот сейчас, вяло подумал он,
это и правда похоже на сон. Время просыпаться.Он поднял голову. Брюки по-прежнему находились в слюнявой пасти. Сколько времени прошло? Он отключился... на пять секунд? Десять? Вполне хватило бы, чтобы прописать его на тот свет, но каким-то чудом Генри был ещё жив. Тонкий комариный писк проникал в уши, невероятно раздражая. Генри не сразу понял, что это Синтия. В крике осталось мало человеческого... слишком мало. Если бы он услышал такой крик с самого начала, то не признал бы свою недавнюю спутницу.
У ноги прорычала собака. В этом низком звуке было невыразимое самодовольство. Может, тварь уже высасывает его кровь? Воткнула язык в голень, и...
Зажмурившись, Генри двинул ногой туда, где, по его расчётам, находилась голова собаки. Ботинок очертил неровную дугу. Собака выпустила брюки и резво отскочила в сторону. В затылок Генри ударило смрадное дыхание.
Всё. Он упустил шанс. Теперь остаётся только ждать, когда тварь прогрызёт ему шею...
В то мгновение, когда хриплый, дребезжащий крик, разносящийся по станции, внезапно умолк, тварь отвернулась от Генри и деловито засеменила вниз по лестнице. Он приподнялся на локтях и увидел, что собака исчезает в неверной полутьме лестницы, оставляя его валяться наверху.
В голове только начали проступать удивление и радость, как, обрывая все мысли, перед глазами полыхнула красная молния:
Синтия...Генри прополз на локтях пару футов, потом догадался встать на ноги. Синтия больше не кричала. Страшная тишина, отравленная тишина впилась в сердце ледяной пикой.
И ещё Генри кого-то увидел. На сей раз - отчётливо, но лишь на долю секунды. Человек удалялся по ту сторону турникетов - он был на дальнем конце коридора, и за ним тянулась гирлянда багровых следов. Жирные красные отпечатки брали начало из крохотной каморки, которая располагалась рядом с паутиной турникетов. Дверь была плотно закрыта, словно никто и не заходил, но, открывая её, Генри знал, что он опоздал, опоздал безнадёжно, и прощения ему нет.
Позже он не раз возвращался в своих мыслях к этому моменту, к тому, что он увидел внутри... и неизменно приходил к выводу, что именно тогда он стал другим человеком.
9
Лампа, которая висела над головой, заливала лицо противным белым светом, от которого зудела кожа. Зуд был хуже всего, хуже даже боли, которая ушла вместе со страшным человеком. Лицо вспухло и растрескалось, как кожура сваренной картофелины, а зуд прятался под кожей, как злобный зверь. Зверь рвал и метал, и она ничего не могла с ним поделать.
Лампа хладнокровно изучала её глазом патрона, а она в свою очередь пристально смотрела на лампу.
Расчесать лицо. Такое нехитрое действие, такое невозможное и манящее. Если бы только пальцы могли дотянуться до лица... и пусть будет, что будет. Пусть брызнет кровь, и кожа сползёт жухлой плёнкой, зато утихомирится это нечеловеческое жжение.
Свет размножился, проник в днище глаз, и она потеряла способность видеть и ощущать. Пришла в себя, когда свет померк... может, это тонет её разум - или же кто-то загородил лампу? Нечёткая, теряющая очертания фигура не давала ответа. Человек склонился над ней, и её охватил ужас. Он вернулся. Её мучитель вернулся, чтобы снова приняться за неё... Человек, которого она поначалу нашла таким милым и обаятельным...
Да. Глаза раскрылись чуть шире. Да, она вспомнила его. Его и всю эту размытую станцию. Она ведь была здесь раньше - детство, оно уже накрылось вуалью тумана... Она видела
его. Своего убийцу.
Но человек, который склонился над ней, был не им. Когда зуд умерил пыл и в глазах прояснилось, она различила помятую светло-голубую рубашку. Генри, так звали парня с будоражащей щетиной. Она это не забыла.
- С тобой всё в порядке?
Какие проблемы, сладкий ты мой. Какие проблемы.Какая-то озорная частичка мозга выдала искру смеха, но искра тут же угасла во тьме. Она подняла руку. Не знала, каких усилий ей это стоило, но оторвала каменеющую кисть от пола и вцепилась ему в рубашку, как утопающий хватается за соломинку. Несколько секунд спустя горячую и мокрую ладонь бережно сжала его дрожащая рука.
- Это... всего лишь... сон... правда?
Он молчал. Хватка чуть ослабла. Свет злорадно выглянул из-за его широких плеч и снова полез ей в глаза.
Её рука дрогнула, поднялась, коснулась заветной щетины. Генри. Такой близкий, что она могла бы чувствовать его дыхание, слышать биение его сердца... могла бы, но нет.
- Скажи мне... я просто слишком много выпила вчера...
Провела рукой по его щеке. Генри молчал, и свет стремительно поглощал его. Но она знала, что он здесь, рядом, и это приносило успокоение.
- ... вот только... - она старалась вымученно улыбнуться, но губы с выступившей на них пеной остались недвижными. - Не знаю, смогу ли... теперь ту особую услугу...
Она до хруста сжала его пальцы, ощутив, как уходит от неё комната, уходит противный белый свет, уходит зуд, уходит Генри... уходит она сама, и всё становится тёмным и холодным, и над нею снуют невидимые, но грозные тени.
- Чёрт возьми... кажется, я умираю... Генри!
Последнее слово она выкрикнула в отчаянной мольбе, брызнув на его лицо каплями крови. Ни он, ни она не заметили эту кровь. Она продолжала погружаться в лиловое болото, тело становилось тяжёлым и одновременно лёгким, как пёрышко. И тени стали ближе.
- Всё хорошо, - успокаивающий голос донёсся из безмерного далёка. - Это всего лишь сон.
Она облегчённо вздохнула.
Это я тебе пыталась втолковать с самого начала, дурачок, хотела сказать она... но её грудь опала вниз и больше не поднималась.
10
Он солгал. Он солгал, и эта ложь стала для неё последней. По её телу прокатилась предсмертная судорога. Синтия умерла.
Генри не знал, долго ли он сидел на корточках с остывающим телом на руках. Потом, когда уже стало понятно, что она ушла, он поднял глаза и посмотрел на комнату, залитую кровью. Кровь была на полу, на потолке, на белых стенах, привнося яркие оттенки в бесцветный мир метро. Компьютеры и приборы на столе, стальная головка микрофона были запачканы в багровом. Кровь легла на Генри - на руки, лицо, рубашку. Он не пытался оттереться. Когда апатия прошла, он заставил себя снова взглянуть на Синтию, чтобы закрыть ей глаза - оказать последнюю услугу, которую он может для неё сделать, раз не смог сделать больше. Особую услугу...
Глаза девушки внимательно смотрели на лампу. Когда его ладонь опускала веки Синтии, Генри увидел ещё кое-что... возможно, то, что видеть не следовало.
Число. Этот ублюдок вырезал на ней число. Его было совершенно не видно среди нагромождения порезов и ран. Но проступившая кровь сделала надпись ярче, и Генри заметил цифры на её правой груди, недавно такой желанной.
16121.
У него сейчас не было ни сил, ни желания осмысливать это. Осторожно, словно боясь, что она ушибётся, он положил Синтию на бетонный пол и поднялся, не замечая, что весь в крови. Внутри полыхала пустота. Наверное, нужно было заплакать, но он не стал. Таунсенд никогда не плакал. Теперь он понял, что это не дар, а проклятие.
Ещё одно он понял: кто бы это ни сделал... кем бы ни был тот, кто трусливо спрятался в конце этого длинного коридора, он заплатит за Синтию. Если не сейчас, то потом. Заплатит как следует, и он за этим проследит.
Изменено: Георгий Старков, 12 Октябрь 2006 - 15:33