Перейти к содержимому


Фото

Silent Hill Homecoming The Novel


  • Чтобы отвечать, сперва войдите на форум
54 ответов в теме

#1 Георгий Старков

Георгий Старков

    Внезапно живой :)

  • Заглянувший в кошмар™
  • ФишкаФишкаФишкаФишкаФишкаФишка
  • 1 706 Сообщений:

Опубликовано 07 Январь 2009 - 07:02

Начинаю новелизацию СХХ, как и грозился. :) Надеюсь, выйдет что-нибудь путное. Если увидите ошибки или иные ляпы, пожалуйста, отписывайтесь в теме. Даю традиционное обещание того, что проект будет доведён до конца вне зависимости от читательского интереса или его отсутствия.


Silent Hill Homecoming The Novel


Кто из нас знал своего брата?
Кто из нас заглядывал в сердце своего отца?
Кто из нас не заперт навеки в тюрьме?
Кто из нас не остаётся навеки чужим и одиноким?
О, утраченный и ветром оплаканный призрак, вернись, вернись.

Томас Вулф
"Взгляни на свой дом, Ангел"



Глава 1

Родной город. - Тишина. - Встреча у обелиска. - Джош и ночные кошмары. - Солдат возвращается домой. - Пустота. - Фонарь как спаситель. - Шуки больше нет. - "Все пропали".


В Глен я приехал ранним утром, когда предрассветный туман ещё не развеялся, и оттого всё вокруг казалось смутным и загадочным. Леса, обступающие город с трёх сторон, выглядели в тусклом утреннем свете особенно плотными. Я дремал на сиденье рядом с водителем, убаюканный шумом мощного мотора, и едва не проглядел зелёную табличку у въезда в город. Серебристые буквы лениво засверкали в свете фар. Табличка стояла с заметным креном - я наклонил голову вбок, чтобы прочитать с детства знакомую надпись:


ШЕПАРДС ГЛЕН
Семья нашла здесь приют



Когда я видел табличку в последний раз, она стояла прямо. Я неодобрительно покачал головой, вспоминая, как тряслись работники муниципалитета ради репутации Глена. Негоже так запускать первую же достопримечательность, которую туристы видят в нашем городке.

Водитель тоже заметил табличку. Кивнув в сторону обочины, он спросил:

- Родной город?

- Вроде того, - без энтузиазма сказал я. Бородач покосился на меня, ожидая продолжения, но я выразительно молчал, давая понять, что развивать тему не намерен. Слава богу, до водителя намёк быстро дошёл, и он поставил радиоприёмник в салоне на громкость повыше.

Глен... Я жадно смотрел по сторонам в поисках изменений. Но туман, обволакивающий город, ограничивал поле зрения десятком футов. В итоге я сдался и снова стал глядеть на дорожную полосу, залитую скупым жёлтым сиянием. Всё равно, сказал я себе, вряд ли здесь что-то сильно поменяло облик. Провинциальные городки, как Глен, обладают колоссальной неповоротливостью. Я жил здесь почти двадцать лет с самого детства, и за это время топография обогатилась одной новой мемориальной статуей. И это несмотря на то, что город боролся за репутацию курортного центра. Есть ли смысл ожидать, что за четыре года здесь что-то шевельнулось хотя бы на паршивый дюйм?

Четыре года. Даже не верится, что прошло всего сорок восемь месяцев. Казалось, я покинул Глен целую вечность назад, и кто-то другой раньше жил на одной из этих улиц, кто-то другой крутил неумелый флирт с девушками в кинотеатрах, кто-то другой подрабатывал летом у лодочного причала. Глядя на указатели на перекрёстках, я пытался вызвать в себе наплыв детских воспоминаний, вновь погрузиться в те дни. Но не получалось. То ли мешал проклятый туман, из-за которого всё казалось зыбким и дрожащим, то ли я просто не был настроен на ностальгический лад. Город оставался для меня обычным скоплением домов и заведений, коих миллионы по всей планете. Никакого приятного дуновения детства и щемящего тепла в области сердца.

Впрочем, этого следовало ожидать. Четыре года небольшой срок только для спокойных поселений навроде Глена. А на войне всё иначе. Иной день способен растянуться на долгие месяцы, как резина - например, когда лежишь в сыром окопе шесть часов без шевеления, впившись зубами в хлюпающее болото и проклиная разверзшиеся небеса. Кто-то из великих говорил, что война - это единственный ад, в который могут попасть люди. Нечего удивляться, что возвращенец из пекла не спешит сходу погрузиться в прошлые деньки.

Да и вообще, было бы что приятное в тех самых прошлых деньках...

Фургон затормозил возле городской ратуши, которую тоже не было видно за завесой густого тумана. О том, что это окрестности ратуши, я узнал по обелиску, который высился в двух шагах от линии тротуара.

- Ну, - сказал водитель, - бывай, солдат. Удачи тебе.

- Спасибо, - я с благодарностью сжал протянутую мне коренастую ладонь. - И тебе удачи.

Бородач кивнул. В тёмных глазах заиграла весёлая искорка, но надолго там не задержалась. Пока я вылезал из салона фургона, дальнобойщик поправлял старомодную бейсболку из плотной ткани. Спрыгнув на асфальт, я обернулся и помахал ему рукой. Он коротко просигналил в ответ и нажал на газ. Фургон степенно отъехал и быстро скрылся в тумане. Полминуты на меня смотрели задние огни фургона, как глаза хищного зверя, но и они потонули в сером мареве.

Я остался один.

Некоторое время я стоял в прострации, вслушиваясь в звуки, которые окружали меня. И чем дольше я слушал, почему-то тем более неуютно мне становилось. Мне потребовалось время, чтобы разобраться в своих ощущениях и понять, что же тут не так. Причина была в том, что этих самых окружающих звуков считай не было. Ни звуков мотора, ни детских криков, ни эха от радиоприёмников или телевизоров. Наверное, туман поглощал шумы, не давая им распространяться. Ничего, скоро поднимется солнце, туман рассеется и я увижу родное гнёздышко во всей его посредственной красе.

Чтобы стряхнуть наваждение, вызванное тишиной, я браво вытянулся в струнку и цокнул каблуками ботинок об асфальт. На плацу звук выходил звонкий и бодрый, но здесь меня ждало фиаско: жалобный тихий стук не вызвал эха и мгновенно растворился в воздухе. Я угрюмо усмехнулся и пошёл к обелиску.

Это был массивный кусок мрамора высотой восемь футов. На стороне, обращённой к улице, была облицовка стальной пластиной с выгравированным гербом города - объектом обожествления тех жителей Глена, кто называл себя "сознательным горожанином". Я не причислял себя к ним, хотя моя фамилия вроде и обязывала к этому. Ведь именно моя фамилия увенчивала герб сверху, именно она красовалась на табличке у въезда и вообще мозолила глаза на каждом шагу. Шепард там, Шепард тут. Так бывает, если тебе угораздило родиться в семействе, чей далёкий предок является основателем поселения.

Я коснулся герба указательным пальцем. Скрещенные на щите мечи отдавали холодом.

- Алекс?

Голос застал меня врасплох. Я лихорадочно обернулся, едва не умудрившись споткнуться о собственную ногу. Увидь такое безобразие сержант Нэш, не избежать мне пары нарядов. Я мог сколько угодно твердить себе, что война осталась в прошлом и шарахаться от каждого шороха больше незачем, но у тела были свои соображения насчёт этого. Вот и сейчас я рефлекторно напрягся, готовясь отразить удар или молнией броситься в сторону.

Но это была всего лишь женщина. Одна. Туман глушил её шаги, и она успела подойти близко, пока я рассматривал обелиск.

Она смотрела на меня с любопытством, немного наклонив голову. Светлые аккуратно уложенные волосы, простая деловая одежда, ясные голубоватые глаза, излучающие приветливость. Я выдохнул, сбрасывая напряжение. Повезло. Женщина была одной из немногих людей в Глене, с которыми мне и правда хотелось увидеться по возвращении.

- Судья Холлоуэй... Очень рад вас видеть!

Пожалуй, радость на моём лице была слишком уж щенячьей.

Маргарет Холлоуэй сдержанно улыбнулась:

- Взаимно, Алекс, взаимно. Приятно знать, что ты вернулся. Значит, тебя отпустили? Твоя мать знает об этом? Она мне ничего не говорила.

- Ну, признаться честно, - я замялся, - она ещё не знает. Просто я пока ни с кем из родных не связывался...

И быстро добавил:

- Вообще-то, я тут ненадолго. Всего на пару дней, не больше.

Судья Холлоуэй понимающе кивнула. Сдаётся мне, я мог не лепетать ненужные оправдания. Она была давним другом нашей семьи и хорошо знала, какие отношения царят внутри особняка на Кравен-стрит.

- Конечно, я понимаю, - сказала она. - Но я надеюсь, перед отъездом ты найдёшь время, чтобы заглянуть к нам на чашечку кофе. Поговорили бы о том о сём... Элли, опять же, будет очень приятно с тобой встретиться.

Последнее её высказывание меня основательно потрясло.

- Элли? - переспросил я медленно, растягивая гласные. Должно быть, Маргарет подумала, что я тронулся умом. На лице появилась озабоченность, и она тихо ответила:

- Конечно. Элли. Моя дочь. Вы же были лучшими друзьями на последних классах.

- Ну да, разумеется! - я заставил себя очнуться. - Просто, знаете... почему-то я был уверен, что её больше нет в Глене, что она уехала, как только окончила школу. Значит, она всё ещё в городе?

Судья Холлоуэй невесело улыбнулась:

- Да, она тут. Ты же знаешь, Алекс, отсюда вообще мало кто уезжает.

О да. Против этого нельзя было поспорить. Я склонил голову в знак согласия. Если в названии города увековечена фамилия основателей, это о чём-то уже говорит. Я не знал, найдётся ли на бескрайних просторах Штатов другой такой же замкнутый и провинциальный городишко, как наш. Местные были буквально помешаны на семейных узах и сохранении традиций. Чужаки, иной раз заселявшиеся в Глене, долго не задерживались - не могли выдержать напор безмолвной враждебности, который источали носители "голубой крови". А если кто-то из местных аристократов покидал родные пенаты (как я), то это приравнивалось к страшной измене, и обратная дорога в Глен ренегатам была заказана. Право дело, создавалось впечатление, что мы живём где-то на пустынях Юты девятнадцатого столетия, а не в Мэне начала двадцать первого века.

Но и среди старейших семей Глена, погрязших в предрассудках, попадались приятные исключения. Например, Маргарет Холлоуэй. Не думаю, что она стала бы силой привязывать дочь к городу. Но всё же весь давящий дух этого места...

Значит, Элли не смогла. Она так и не вырвалась из гнета этих серых улиц. Я почувствовал горечь, которая легла раскалённым обручем на грудь. Да, пожалуй, мне с Элли нужно увидеться и поговорить. Она заслуживает лучшего будущего.

Молчание затягивалось. Судья Холлоуэй смотрела на меня, будто ждала от меня каких-то слов, рассказа о войне, где я был. Но я не хотел сейчас вести долгую беседу, и поэтому сделал вид, что разглядываю окрестности. Солнце, должно быть, уже восходит, а туман так и не собирается рассасываться. Странно...

- Что это за туман? - спросил я, чтобы сказать что-либо.

- Ах, в последнее время в городе всегда плохая погода, - Маргарет тоже огляделась. - Если честно, ясного солнца в Глене давно уже не видели.

- Надо же, - честно удивился я.

- Да, это так. В кои-то веки в городе что-то меняется, - она снова улыбнулась, и снова её улыбка была исполнена печальных дум. - Вот только не сказать, что эти изменения были к лучшему...

Час от часу не легче. Значит, теперь ещё и плохая погода. Мерзкое местечко. Я покачал головой. Над нашими головами переливались белесые волны, в которых человек с воображением наверняка увидел бы немыслимые, фантастические образы.

- Ах да, тебе, наверное, не терпится домой, - сказала судья Холлоуэй, - а я тут тебя задерживаю. Да и потом, я шла на работу. Лиллиан будет безумно рада увидеть тебя... Ты не забудь потом навестить Элли, ладно? Я ей скажу.

- Обещаю, - кивнул я.

Маргарет сделала несколько шагов и обернулась. Её проницательный взгляд скользнул по моему лицу, и я почувствовал, что краснею.

- Ты хорошо выглядишь, Алекс, - сказала она. - Гораздо лучше, чем раньше.

Я в некоторой растерянности оглядел себя - плотная военная куртка, армейские брюки, стоптанные ботинки, связка жетонов на шее - и вспомнил, что, когда уходил в армию, то был в подростковом сером свитере и потёртых джинсах. Да, наверное, разница в её глазах есть.

- Спасибо, - сказал я. Порадоваться комплименту стоило, потому что похвальных слов от своих родных я не ждал. Ну разве что от Джоша. Он с ума сойдёт, когда увидит меня в военном облачении.

Джош... Сердце отозвалось скачком.

Судья Холлоуэй ушла, и её худую спину сокрыла клубящаяся мгла. Я порывисто зашагал по безлюдной улице. Каждый шаг делал меня ближе к дому, к младшему братишке, которого я не видел четыре года. Наверное, он здорово вырос. Мне не терпелось заключить Джоша в крепкие объятия, потом поднять, не отпуская, и подбросить его до потолка, как в былые дни. Но почему из секунды в секунду во мне росла подлая уверенность, что обнять брата мне если и удастся, то очень нескоро?

Джош был ребёнком-мечтой. Всякий родитель был бы счастлив иметь такого сына, как мой младший братишка. У него были жёсткие чёрные волосы, которые вечно торчали взъерошенными из-за лазаний по крышам. Он знал ответы на все вопросы в мире, а если не знал, то придумывал. И, надо признаться, отстаивал свою правоту с таким жаром, что поневоле начинало казаться, что всё обстоит именно так, как сказал Джош, а то, что ты знал до этого - лишь искусный обман, иллюзия. На худой конец, если ответ совсем уже не отыскивался, Джош мог просто примирительно улыбнуться, сверкнув ослепительно белыми от природы зубами. И тут уж любой собеседник таял, как мороженое в летний день. За такую улыбку можно простить любые грехи.

Стоило ли винить родителей в том, что они были без ума от Джошуа? Он вырастал полной противоположностью мне. Я с младенчества был нелюдим, избегал общения с незнакомыми, предпочитая отсиживаться часами под надёжной сенью кроватки. А Джош мог с любым, даже самым враждебно настроенным человеком столковаться за пару минут. А если дать ещё полчаса, то он становился для него лучшим другом до гроба. Ещё Джош был первым бегуном в своём классе, очень прилично для своего возраста рисовал, считал в уме с такой пулемётной скоростью, какая мне не снилась, запоминал стихи наизусть с первого же беглого чтения.

Вот какой он был, Джош, четыре года назад - пульсирующий горячий клубок жизненной силы, всеобщий любимец. Страшно подумать, каких головокружительных успехов братишка мог достичь за полторы тысячи дней и ночей. Я бы не слишком удивился, если он перескочил все классы разом и уже повесил над своей кроватью сертификат об окончании средней школы. Такое с Джошем могло произойти. Только хорошее, потому что плохие вещи к Джошу попросту не липли.

Но почему-то мне казалось, что с Джошем случилась беда.

Это были не простые фантомные страхи, которые имеют обыкновение поселяться в голове самый тихий и тёмный ночной час, а с восходом солнца рассыпаются в пыль. Ощущение, что с Джошем что-то не так, впервые посетило меня полтора месяца назад, когда я валялся на больничной койке, выздоравливая после ранения, и с тех пор преследовало меня день и ночь. Началось с кошмарного сна, когда мне почудилось, что Джош лежит рядом со мной, на соседней койке, и истекает кровью из-за осколка, попавшего в голову. Мне казалось, что я вижу его - маленькое, по-детски нескладное тело скорчилось на белой простыне, обратившись ко мне затылком. Я проснулся с именем Джоша на губах и больше в ту ночь сомкнуть глаз не мог. Ужасное, пустое до натужного звона ощущение наполняло разум. Мне отчаянно захотелось встать и позвонить домой (о том, что в стране, где я воевал, с международной телефонной связью дело обстояло паршивенько, я запамятовал). Я вызвал к себе сестру, нажав на кнопку звонка. Но она приняла мои сбивчивые просьбы за ночной бред, вызванный обострением болезни, и вколола мне лишнюю дозу снотворного. После укола я впал в отвратительное оцепенение, когда сам не мог осознать, сплю или бодрствую. Я бродил по военному госпиталю, который непонятным образом лишился всех пациентов и персонала. Я был один в этом просторном тёмном помещении... но не совсем. Всё время мне мерещилась чья-то тень, которая мгновенно ускользала, стоило обратить взор на него. Джош. Я выкрикивал имя своего брата, и эхо отражалось от стен. Но сколько бы я ни преследовал тень, я не мог её догнать. Я всегда опаздывал на один шаг. Так продолжалось до самого утра, когда действие снотворного стало заканчиваться, и я пришёл в себя.

Если бы дело только тем и ограничилось, я бы мог списать ту ночь на случайное наваждение. Но Джош продолжал являться ко мне и в следующих видениях. Не так, чтобы каждый день, но очень часто. Обычно я видел своего брата в состоянии, которая требовала моей помощи. Чаще всего мне казалось, что он заблудился и ищет выход. Несколько раз он был серьёзно болен. Однажды он сказал, что потерял своего плюшевого кролика. Но каждый раз, неизменно, он отвергал мою помощь и уходил от меня. Я пытался его догнать, и у меня не получалось. Я просыпался в пиковый, дребезжащий хрусталём момент сна, так и не сумев ухватить Джоша за руку.

Повторяющиеся сны не могли пройти бесследно, и со временем беспокойство о младшем брате стало для меня навязчивой идеей. Я больше не думал о выздоровлении, о воинском долге. Все мои думы занимал Джош. И самое страшное в этом положении было то, что я каким-то уголком сознания чувствовал: дело не в том, что я съехал с катушек. Иначе мне было бы достаточно пожаловаться доктору и пройти курс интенсивного лечения. Нет, эти сны были больше, чем больными фантазиями. Это были послания - предзнаменования. Джошу что-то грозило; если оно ещё не добралось до него, то собиралось достать в ближайшее время.

Лишённый возможности связаться с Гленом, я вконец замучил доктора в нашем отделении, чтобы он поскорее признал меня здоровым и выписал из госпиталя. Моё ранение считалось серьёзным, поэтому о возвращении в зону боевых действий речь не шла. Меня отправили домой. Несколько дней я изнывал от нетерпения и скуки в пункте сбора, прежде чем вместе с остальными демобилизованными посадили в самолёт до Нью-Йорка. Это было четыре дня назад.

А теперь я был в Глене. Я был в городе детства, песок и кровь остались за тысячи и тысячи миль, и меня окружал только холодный туман. До родного дома осталось несколько десятков шагов. Смешное расстояние по сравнению с тем, что я уже проторил по пути к Джошу.

Вдруг налетел порывистый ветер, затеребил ворот куртки. Я засунул руки в карманы и ускорил шаг. Вязы, растущие на обочине Кравен-стрит, лениво разоблачались. Жёлтый листок спикировал мне на плечо, и я смахнул его рассеянным щелчком. Мой мозг был занят репетицией предстоящей встречи.

Солдат возвращается домой. Как правило, эту сцену рисуют в тонах сентиментальных, но неизменно радужных. Вернулся! Живой! В целости и сохранности! За порог выходил мальчуган, а обратно вошёл настоящий мужчина, закалённый трудностями и огнём сражений. Крепкие объятия матери, уважительный взгляд отца. И так далее. Но если они, эти самые родители, не написали ни одной скупой строчки за эти четыре года пребывания в пекле побоищ - какой должна выглядеть встреча при таком раскладе?

Я попытался разобраться в собственных чувствах, одолевая последние футы. Главнее всего, конечно, страх, что Джоша в доме не окажется, и мои кошмары воплотятся в жизнь... но нет, об этом пока лучше не думать. За вычетом этого во мне преобладали непонятное стеснение, будто, возвращаясь живым, я сделал что-то непотребное, и ещё мелкое злорадство, что отец увидит меня в облачении военного. В детстве он при каждом удобном случае тряс передо мной жетонами - мол, глянь, сынок, твой отец служил своей стране. Что ж, теперь такие штуковины есть и у меня.

Я сжал жетоны, висящие на груди, в кулаке. И поднял взгляд.

Сказать, что дом совсем не изменился, было бы неправдой. Во-первых, он стал выглядеть меньше. Наверное, так представляется любому, кто вернулся домой после долгого отсутствия. Доски на стенах стали чернее, чем я помнил. Но во всём остальном он остался таким же, каким сохранился в памяти - большое двухэтажное строение в колониальном стиле с чердаком и верандой, опутанное паутиной электрических проводов. Окна были чёрными, ни в одной комнате свет не горел. Я открыл калитку, которая громко заскрипела, отпугнув обосновавшуюся на вязе ворону. Панически каркнув, ворона расправила крылья и была такова.

Доски на веранде протяжно заскрипели, когда я ступил на них. Скрипели они и четыре года назад; я уже грозился заменить их новыми, но не успел - уехал. Странно, что отец с его любовью к порядку до сих пор терпит такое безобразие. Остановившись возле двери, я прислушался к звукам, идущим изнутри. Тихо. В голове зазвенели тревожные колокольчики. Сглотнув слюну, я потянул ручку на себя. Дверь оказалась незапертой.

Прихожая была неожиданно тёмной - из-за погоды на улице и ещё из-за того, что ставни окон были полузакрыты. Я машинально потянулся рукой к выключателю, который располагался по левую сторону от двери. Лампа наполнила комнату ярким сиянием, но сделала это опять же вяло, будто бы нехотя. Да что же тут такое?..

- Есть кто-нибудь? - окликнул я, напустив в голос побольше бодрости. Взгляд упёрся в большие двустворчатые двери кухни. Наверняка семья завтракает. Сейчас дверь распахнётся, и...

Но из кухни никто не выходил. Не было ни голосов, ни звона тарелок. Я недоумённо посмотрел направо, где у нас была гостиная. Тоже пусто. Лишь у окна сиротливо высится любимый мамин стул с высокой спинкой. Обычно он стоял в другом месте, возле швейной машинки, где мать проводила зимние вечера.

- Эй, люди, привет! Я вернулся!

Тишина...

Нет, это уже не лезло ни в какие рамки. Я круто повернулся, подскочил к двери кухни и открыл одним рывком. В нос ударил затхлый, не очень приятный запах застоявшейся пищи. Поморщившись, я увидел на столе расставленные приборы и посуду, в которых лежали какие-то чёрные комки. Хлеб покрылся зеленоватой коркой. Поток воздуха, созданный открывающейся дверью, растревожил крупных зелёных мух, которые взвились вверх, возмущённо жужжа.

- Мама? Джош?

В смятении я закрыл дверь, чтобы не распространять вонь по всему дому. Та мать, которую я знал, ни за что не допустила бы такую вопиющую асептику в своей кухне. Здесь явно что-то... произошло...

Виски застучали молотком. Я закрыл глаза и на мгновение увидел Джоша, который убегал от меня, прыгая в бездонную чёрную дыру.

Дрожащей рукой я схватился за перила и взбежал вверх по лестнице на второй этаж. По пути заметил, что некоторые картины из тех, что висели тут раньше, пропали. Об их прежнем месте подсказывали лишь бледные прямоугольные следы на обоях. Кажется, это были наши семейные фотографии. Зачем родителям понадобилось их снимать?

На втором этаже было ещё темнее, чем внизу, хотя на окнах не было ставней. Может быть, дело было в том, что на стёкла налипли пыль и грязь, которых не счищали неделями. Или просто жильцы дома наведывались сюда очень редко. Всем известно, что в нежилых помещениях быстро скапливается тьма, которая въедается в каждую вещь.

Я навалился плечом на дверь нашей с Джошуа комнаты.

- Джош!

Брат мне не ответил. Его в комнате не было. Зато был ворох вещей, которые сразу породили воспоминания, густым потоком полившиеся в мозг - все эти модели самолётиков под потолком, патриотические лозунги на фоне звёзд и полос ("Вступи в сражение!", "Выиграй битву!"), коллекция жуков, которая свидетельствовала об увлечении Джоша энтомологией. Увлечение длилось одно лето, но принесло Джошу почётную грамоту от местного клуба любителей природы.

Нетвёрдым шагом я прошёл на середину комнаты и там остановился, сбитый с толку, раздавленный, чувствующий, как призраки ночи шевелятся и оживают. Комната выглядела заброшенной. Она пустовала по крайней мере последнюю неделю. А это значит, что страхи мои не были напрасными. Увидев, что дверь шкафа с одеждой закрыта неплотно, я ринулся туда и заглянул внутрь в глупейшей надежде, что брат решил сыграть со мной в прятки, как мы любили делать это раньше. Но в шкафу громоздилась только детская одежда - школьная форма, спортивные штанишки, однотонные свитера... Весь наряд Джошуа. Отец не признавал веяний моды и не одобрял, даже когда мама позволяла себе купить новое платье. Что уж говорить о сыновьях. Впрочем, к нашей чести, над одеждой мы никогда особо не тряслись.

Я обратил внимание, что левая половина шкафа, где были мои поношенные вещи, стала необычно просторной. Так и есть - почти всё вынесли. Поражённый неприятной догадкой, я обернулся и внимательно исследовал взглядом полки с игрушками. Примерно половины танков, бойцов и мячей не хватало. Нет, всё-таки совершенно не понимаю я родителей. Ладно, что чуть ли не пинками вытурили старшего сына за дверь. Ладно, что не соизволили за все годы хотя бы разок поинтересоваться, жив ли он вообще. Но продавать его старую одежду и игрушки... Это уже граничило с манией.

Обескураженный, я присел на краешек двухуровневой кровати и стал смотреть в окно, где сразу за стеклом располагался крупный вяз с вечно голыми стволами. Дерево медленно умирало, но который год упрямо цеплялось за остатки жизни. Вяз обеспечивал мне в детстве изрядное число жутковатых ночей, когда его ветви тряслись под аккомпанемент завываний ветра, а тени от них судорожно танцевали на полу. Джош тоже боялся этого ночного танца, но ему было легче, потому что я спал парой футов выше над ним - большой и сильный старший брат...

По какому-то наитию я засунул руку под холодную подушку, которая лежала на изголовье кровати. И обнаружил там ещё один источник воспоминаний.

"Спасибо, Алекс"...

Именно эта вещичка спасала меня от извивающихся чёрных щупалец когда они с каждой секундой подбирались всё ближе, готовясь схватить меня за ноги. Фонарик. Самый простенький, работающий от батарей, с зажимом, который позволял крепить его на одежде. Он был стилизован под военный, и именно поэтому мне его купили в детстве. На самом деле, конечно, в боевых условиях проку от него было мало (попадёт влага внутрь, и пшик, до свидания), но свет он обеспечивал. Я залезал с головой под одеяло и светил себе в лицо, уплывая в мир яркого жёлтого света, убегая от теней. Вот почему фонарик неизменно лежал под подушкой и никуда оттуда не уходил все эти годы. Время от времени я только менял в нём батареи.

Когда я стал достаточно взрослым, чтобы избавиться от удушливой угрозы со стороны теней на полу, фонарик перекочевал к Джошу. До сих пор я помнил радость на его лице, когда я вырыл фонарь из-под груды постельного белья и, свесившись вниз, протянул ему. Его тоже мучили кошмары, и вяз за окном, который продолжал мучительно умирать который уже год, играл в этих снах не самую последнюю роль. "Спасибо, Алекс", - дрожащим голосом сказал Джош и тут же включил фонарь, залив своё лицо электрическим светом. Глаза его, почти чёрные, обрели бездонный угольный окрас. Я был рад, что помог брату. С тех пор Джош по ночам не кричал.

Я нажал красную кнопку на боку фонаря, уверенный, что батареи сто лет назад сели. Но лампа зажглась. Правда, сияние было очень слабым - должно быть, заряда оставалось немного. Но свет был, и он дал мне надежду. Не всё так плохо. Да, дом пуст, но кто сказал, что я опоздал безнадёжно? Чем сидеть и сокрушаться, лучше выйти на задний дворик. Если там тоже никого нет, то проведать соседей. Должен же кто-то знать, что за чертовщина тут творится.

Сперва я заглянул в комнату родителей. Постель была аккуратно убрана, края подушек напоминали лезвия бритв, как это принято в армии. Я поневоле испытал удовлетворение. Какой-то порядок ещё сохранился. Но ни матери, ни отца в комнате не было. Уже собираясь захлопнуть дверь, я обратил внимание, что нижний ящик отцовского комода выдвинут до упора. Я знал, что там хранил отец, поэтому это мне очень не понравилось. Подойдя ближе, я заглянул в ящик. Так и есть - револьвера не было. Мягкая ткань, в которую было завёрнуто оружие, валялась скомканной. Револьвер явно доставали в большой спешке.

Выйдя из комнаты, я почему-то дёрнул ручку двери, которая вела на чердак. Дверь, конечно, была заперта на ключ, и это остудило мой чрезмерный пыл. Подозревать, что Джош и родители прятались от меня на чердаке среди кучи пыльных вещей - это уже перебор.

Я спустился вниз по лестнице. Тут ничего не изменилось - тишина оставалась всё такой же гнетущей. Дома у нас никогда не царило такое безмолвие, даже когда никого не было дома...

Кстати, правда ведь! Я подошёл к большим стенным часам, которые высились рядом с входом в подвал. Маятник не качался. Сколько я себя помнил, он вечно издавал громкое пощелкивание, из-за этого никто в нашей семье не привык, чтобы тишина давила на уши. Щелк - щелк - щелк. Ну, а теперь вот... Я отвёл маятник в сторону и отпустил. Маятник качнулся влево, вправо и снова замер на вертикальном положении. Стрелки показывали шесть минут третьего. Я не мог быть уверен, когда они остановились - может, прошлой ночью, а может, год назад.

У выхода на задний дворик я споткнулся о большую кучу туго набитых чемоданов. На один краткий миг озарения я вздохнул с облегчением - мне показалось, что я нашёл объяснение всем странностям. Конечно же! Вся эта заброшенность, неряшливость... Родители купили новый дом и собрались съехать отсюда в ближайшее время. Вот почему всё выглядит таким покинутым. И никакой зловещей мистики.

Но, подумав, я с сожалением отказался от этой идеи. Слишком много нестыковок. Даже если жильцы собрались уехать, это не объясняло неубранный стол с гниющими блюдами, наспех изъятый револьвер. А главное, это не отменяло мои навязчивые видения. Похоже, мать с отцом собираются продать дом, который принадлежал ещё Исааку Шепарду, нашему уважаемому предку, который основал Глен. Но это скорее следствие, но не причина...

Задний дворик выглядел в тон всему остальному. Пустые детские качели медленно двигались взад-вперёд под порывами ветра. Забор тоже показался мне ниже, чем раньше. Трава начала желтеть и стала ломкой - когда я сошёл со ступенек лестницы, под подошвами раздался шуршащий хруст.

- Шуки, - позвал я, полуобернувшись. - Шуки, сюда!

Из собачьей конуры, которая стояла рядом со спуском в подвал (её построили мы вместе с отцом ещё до рождения Джошуа), должна была выскочить шустрая лайка и со всех ног кинуться ко мне, но, как я и ожидал, конура была пуста. Что ж, может, это и к лучшему: за эти годы Шуки вполне мог запамятовать молодого хозяина и пожелать узнать, каковы на вкус икры пришельца. Или в конуре могла сидеть совсем другая собака, которая не знала и знать не желала, кто такой Алекс Шепард. Отец любил злых боевых собак, но я этой его страсти не разделял. До Шуки нашим питомцем был Дикарь, огромных размеров боксёр, который наводил ужас грозным рыком на всю округу. Мы постоянно держали его на привязи, чтобы он не натворил дел. Но дело всё-таки кончилось плачевно, и отцу пришлось усыпить Дикаря.

Значит, Шуки больше нет. Не то чтобы я сильно огорчился по этому поводу, но всё-таки почувствовал, как по позвоночнику пробежал сверху вниз противный холодок.

Налюбовавшись на унылый пейзаж дворика, я вернулся в дом. Закрыл дверь нарочито громко, чтобы сотрясти дом до основания - может, что-то и придёт в движение. Звякнули стёкла окон, чашки на столе задзинькали, коснувшись друг друга фарфоровыми краями. Потом стало тихо.

Маятник снова потерпел крах...

Торопливым шагом я прошёл в прихожую. Чётких мыслей в голове не было, просто хотелось поскорее выйти отсюда, попасть на улицу с парадной стороны, а затем... Видно будет. На худой конец можно отправиться к Элли, расспросить её, что стряслось с нашим домом.

Сделав три шага, я остановился. В прихожей произошло какое-то изменение. То ли воздух другой, то ли освещение, или...

Сквозняк.

Дверь в подвал, которая была плотно закрыта, когда я выходил, теперь смотрела на меня чёрной пустотой щели. Оттуда вытекал холодный сырой воздух, который тянулся к растворенной двери кухни.

Грязные мокрые следы выходили из подвала и проложили дорогу в гостиную. Следы были не прямыми, они путались, виляли из стороны в сторону. Я проследил за ними взглядом и упёрся в мамин стул у дальнего окна. Он стоял там же, где до этого, только теперь не пустовал.

- Мама, - вырвалось у меня.

Стул заскрипел. Качнулся назад, потом вперёд. Человек, сидящий на нём затылком ко мне, не оглянулся. А может, он вообще не услышал меня. Может, я высказал это слово не вслух, а мысленно.

Я сделал шаг вперёд, ещё один. Человек на стуле не шевелился.

- Мама, - снова сказал я с величайшей осторожностью, чувствуя всю хрупкость происходящего. Одно неверное движение, и по ткани реальности побегут чёрные трещины... потом она осыплется кусками разбитого зеркала.

Человек обернулся - очень плавно, как в замедленном кино.

- Алекс...

Я подошёл к стулу вплотную. Мать смотрела на меня снизу вверх. Первой моей мыслью было: "Бог мой, до чего она старая".

Перемены с матерью превзошли все мои самые худшие ожидания. Женщина, которая безучастно смотрела на меня, была совсем другой, чем та, что проводила меня на большую дорогу четыре года назад. Тогда в волосах мамы, несмотря на возраст, можно было найти считанную седину, и она носила их распущенными. Сейчас волосы были уложены на затылке совсем по-старушечьи, и даже такой профан в женских делах, как я, мог понять с первого взгляда, что с атакой старости уже никакие краски для волос не смогут справиться. Впрочем, мама, видимо, и не пыталась как-то скрыть белые волосы. Глаза, смотрящие на меня, были красными до жути, синие мешки под ними говорили о продолжительной бессоннице. Маме и раньше приходилось по вечерам принимать одну-две дозы снотворного, чтобы заснуть до полуночи. Видимо, теперь с этим дело обстояло куда хуже.

Пока я стоял в безмолвии, потрясённый и удручённый, мама спросила голосом до крайности тихим, почти шёпотом:

- Алекс... Что ты здесь делаешь?

В вопросе было искреннее недоумение - будто все тут решили, что я никогда и не должен возвращаться домой. Ничего себе тёплая встреча. Я вдруг разозлился, но постарался ничем этого не выдать. Пустой дом, мама, серое туманное утро - всё по-прежнему оставалось донельзя хрупким, способным разбиться от неосторожного дуновения.

- Мама, меня отпустили. Некоторое время провёл в больнице, но меня полностью вылечили. Так что теперь всё хорошо.

Мама закрыла глаза, словно вспоминая, когда видел меня в последний раз.

- Прости, Алекс. Ты ушёл так давно...

- Да, это так, - сказал я с лёгким укором. Я ждал продолжения, но мама так и осталась сидеть с закрытыми глазами, чуть раскачиваясь вперёд-назад. Левая рука была прижата к груди, и я забеспокоился: а вдруг у неё какая-то болезнь? Например, теперь у неё слабое сердце, которое может не выдержать чересчур внезапного появления старшего сына. Всякое могло произойти...

- С тобой всё в порядке, ма?

Она кивнула, не оборачиваясь. Стул ровно скрипел с каждым её маятникообразным движением. Скрип - скрип.

- А где все остальные? Где Джош? Где отец?

Скрип прекратился.

- Я не знаю, - сказала мама и снова посмотрела на меня снизу вверх. - Твой отец пошёл за Джошем... но теперь он пропал. Все пропали.

Больше всего меня поразил не столько зловещий смысл слов - как-никак я не первый день подозревал, что назревает беда - а то, что глаза у матери были совершенно сухие.

Словно она давным-давно выплакала всё слёзы, которые у неё были.

Изменено: Георгий Старков, 08 Январь 2009 - 18:09

  • 0

#2 X-Hunter

X-Hunter

    Patrick Bateman

  • Психи
  • ФишкаФишкаФишкаФишкаФишкаФишкаФишка
  • 3 284 Сообщений:

Опубликовано 07 Январь 2009 - 21:36

Wait a minute! А где кошмар в начале? о_О
  • 0

#3 Glasses

Glasses

    Свежая кровь

  • Мертвяки
  • 26 Сообщений:

Опубликовано 07 Январь 2009 - 23:52

Да, я бы тоже хотела почитать описание кошмара в начале. Поддерживаю.

#4 Георгий Старков

Георгий Старков

    Внезапно живой :)

  • Заглянувший в кошмар™
  • ФишкаФишкаФишкаФишкаФишкаФишка
  • 1 706 Сообщений:

Опубликовано 08 Январь 2009 - 02:33

Я так понял, кошмар в начале был просто экстрактом всех кошмаров Алекса, которые он видел, пока лежал в военном госпитале (или ему так казалось). К тому же в новелизациях СХ3 и СХ4, написанных ранее, начальный кошмар подавался тоже размыто. Решил продолжать традицию. :)
  • 0

#5 Renegat66

Renegat66

    Свежая кровь

  • Заблудшие души
  • Фишка
  • 32 Сообщений:

Опубликовано 09 Январь 2009 - 20:56

Нененененене!!!!!!!!Кошмар лучше всё-таки всиавить.Без него как-то...Скучновато, что ли.
  • 0

#6 Георгий Старков

Георгий Старков

    Внезапно живой :)

  • Заглянувший в кошмар™
  • ФишкаФишкаФишкаФишкаФишкаФишка
  • 1 706 Сообщений:

Опубликовано 10 Январь 2009 - 04:21

Извините, в придуманную мной концепцию это не укладывается. :(
  • 0

#7 Stifler

Stifler

    одуванчик,но только кактус

  • Заглянувший в кошмар™
  • ФишкаФишкаФишкаФишка
  • 311 Сообщений:

Опубликовано 10 Январь 2009 - 13:16

а ты всё это "прологом"...а кошмар добавь далее, типа мутные воспоминания...
и ещё круто было бы добавить аннотацию
а так мне понравилось..собстенное, как и все твои рассказы!!! AnLOL.gif
  • 0

#8 Георгий Старков

Георгий Старков

    Внезапно живой :)

  • Заглянувший в кошмар™
  • ФишкаФишкаФишкаФишкаФишкаФишка
  • 1 706 Сообщений:

Опубликовано 16 Январь 2009 - 17:10

Продолжение. Алекс у себя дома, на автостоянке и на кладбище.


Глава 2

Револьвер. - Тварь из воды. - Закрытая комната. - Гараж. - Солнечные дни. - Всё логично. - Дом рядом с кладбищем. - Могилы без имён. - Возвращение Дикаря.


Все пропали.

Как ни странно, эти слова стали сигналом к прояснению ума. Пустота, только что зиявшая пробитым окном, вдруг затянулась. Как кровоточащая рана, которую забили ватой с морфием. Зыбкость исчезла, оставив после себя осязаемый до боли маленький мирок с остановившимися часами, скрипучим стулом и матерью, которая отстранённо смотрела на меня. Я закрыл глаза, чтобы приспособиться к изменившейся реальности. А когда размежил веки, то заметил то, что мог бы увидеть раньше, если бы не слишком большое потрясение.

На коленях у матери лежал отцовский револьвер. Левая её рука была по-прежнему прижата к груди, а правая покоилась на рукоятке оружия. Тонкие пальцы рассеянно гладили металл.

- Мама...

Я как можно более незаметно присел возле неё. Первой мыслью было попробовать вырвать револьвер из её руки резким движением, но мать сидела совершенно спокойно, да и пальцы были далеко от курка револьвера.

- Что происходит, ма? Расскажи мне, что случилось, - сказал я и положил ладонь ей на колени, стараясь вложить в этот жест побольше участия.

Её лицо исказилось. Голос задрожал, но слёз всё не было:

- Я потеряла твоего брата, Алекс...

На руке, которая держала оружие, вздулись синие вены. Дальше медлить было нельзя. Непринуждённым жестом я выхватил у матери револьвер. Опустевшая рука растерянно сжала воздух. Я отвёл револьвер в сторону и положил в карман куртки. Мама не проронила ни слова об утерянном оружии. Вполне могло быть, что она не замечала его. Стул снова издал свой противный скрип, но я удержал его от раскачивания свободной рукой:

- Послушай, ма... Не знаю, как сказать, но у меня было предчувствие. Плохие сны, понимаешь? Я знал, что с Джошем случилась какая-то беда. Поэтому я и пришёл сюда.

Она еле заметно кивнула, глядя в белое окно.

- Я найду его, ма. Буду искать его, пока не найду. Тебе не о чем беспокоиться. Хорошо?

Снова кивок. Мне захотелось развернуть мать к себе и взять за плечи, чтобы до неё дошёл смысл слов, и она вышла из этой раздражающей апатии. Может, так и сделал бы, если бы моё внимание в этот момент не переключилось на лужицу грязной воды, которая образовалась под подошвами ботинок. Домашнее платье матери было всё мокрое, и вода бесшумно стекала с него на пол.

Я нахмурился, вспомнив мокрые следы на полу и открытую дверь подвала.

- Мама, твоё платье, оно...

Громкий звук, доносящийся откуда-то снизу, прервал меня на полуслове. Больше всего звук напоминал голодный рык крупного животного в зоопарке. Злосчастные чашки на кухне снова отозвались звоном. Я вздрогнул.

- Что это такое, мама?

Бескровные губы выдавили шёпотом единственное слово:

- Подвал.

- Что? Что там, в подвале?..

Я привстал, не сводя взгляда с чёрного провала приоткрытой двери. Конечно, расстояние до двери было велико, но и этот рык принадлежал явно не крысе...

- Ответь, мама!

- Алекс, дорогой, - веки бессильно опустились, - я очень устала. Оставь меня в покое.

Я едва не поперхнулся воздухом. У нас в подвале живёт какой-то Кинг-Конг, а она говорит, что устала!.. А что будет, если оно сейчас вырвется и начнёт крушить всё вокруг или, того хуже, набросится прямо на нас? Неудивительно, что родители потеряли Джоша - с такой безалаберностью. Я открыл рот, чтобы выдать гневную тираду, но взгляд упал на поникшее, вобравшее в себя воду платье матери, и злость мгновенно улетучилась. Не время выяснять отношения, раз я не сделал это за семнадцать лет жизни в этом доме. Внизу поселился зверь - нужно с этим что-то сделать.

- Оставайся здесь, - твёрдо сказал я. - Я пойду взгляну, что там в подвале.

Не получив ответа, я встал и направился осуществлять задуманное.

Сначала я просто заглянул вниз, не переступая за порог двери. И чертыхнулся. В подвале было темно - хоть глаз выколи. Должно быть, опять перегорели пробки. Электрический щит находился прямо тут, у двери. Открыв его, я выругался ещё, на этот раз покрепче. Все провода были спутаны. Хуже того, изоляция на большинстве из них заметно обуглилась. Иные контакты расплавились и потекли бесформенными оловянными массами, да так и застыли. Диплома по электрокоммуникациям у меня не было, так что копаться в этом бедламе было бесполезно.

Спускаться вниз совсем без света не хотелось с учётом недавних звуков, доносившихся из подвала. Я в нерешительности оглянулся на мать, но она по-прежнему смотрела в своё разлюбимое окно, на меня даже не оглядывалась. Я закусил губу, чтобы прогнать острый приступ обиды.

Что ж... значит, фонарик из детства нам ещё пригодится.

Сходив наверх и принеся фонарь, я с сожалением убедился, что старые батареи обеспечивают освещение немногим лучше спички. Но и то было уже кое-что. Держа фонарь перед собой, я осторожно спустился вниз по лестнице. Сырость стояла ужасная, будто в подвале кто-то разлил целый бассейн воды...

Когда вместо очередной ступеньки я с размаху погрузил ногу по щиколотки в холодную воду, я понял, что так оно и есть.

- Чёрт! - вскрикнул я и поднялся обратно на ступеньку.

Видимо, где-то прорвало водопровод. Вода была грязной, мутной, отсвечивала ржавчиной. Я протянул руку с зажжённым фонарём вперёд. Подвал казался пустым... но кто знает, что может скрываться под толщей воды?

Трубы прорывало и раньше. Тогда отец включал дизельный насос, который стоял на пустой бочке в дальнем углу подвала. Если насос никуда не вынесли, он должен быть на прежнем месте. Отсюда было невозможно понять, есть он или нет.

Звериное рычание вновь заставило меня вздрогнуть, но только теперь он звучал в моей голове. Я услышал его очень отчётливо. Рука машинально залезла в карман куртки и нащупала там отцовский револьвер. Предохранитель был спущен. Я попытался откинуть барабан, но он застрял на полпути. Как бы я ни старался его протолкнуть, не получалось. Видимо, в механизме что-то проржавело или заклинило. Я покачал головой, вернул револьвер на место и достал из кармана брюк армейский нож.

- Эй...

Мне показалось, или на тёмной поверхности воды в пяти футах от меня вырос и лопнул большой воздушный пузырь? И ещё этот смутный силуэт, который вроде бы маячит у противоположной стены подвала... невысокий такой силуэт, мальчишеский...

- Джош?!

Позабыв обо всём на свете, я шагнул прямо в воду. Дальше всё происходило за считанные секунды.

Из места, где только что лопнул пузырь, на свет выскочило нечто длинное, склизкое, невозможное. Я даже не успел закричать. В задрожавшем сиянии фонаря мелькнуло мокрое белесое тело, дынеобразная голова с единственным органом - щелевидной пастью, в которой беспорядочно торчали мелкие острые зубы. Существо яростно набросилось на меня и за мгновение сбило с ног. Взмахнув рукой, я упал на спину, больно ударившись позвоночником о край ступеньки. Фонарь стукнулся о ступеньку и вылетел из рук. Хорошо ещё, что я нож не выпустил.

Тварь явно не желала довольствоваться достигнутым. Ноги мои всё ещё лежали в воде, и она вцепилась в них крючьями, которые были у неё вместо лап. Она хотела утащить меня под воду, где была её стихия. Пока я лежал, оглушённый, и взирал на низкий потолок подвала, она уже затянула меня по пояс в воду. Осознав, что происходит, я дёрнулся со всех сил и схватился за стойку перил лестницы. Так мы и застыли - тварь силилась тянуть меня дальше, я не менее отчаянно пытался выползти обратно на твёрдую поверхность. Положение усугублялось ещё и тем, что в любой момент тварь могла сомкнуть пасть на моих лодыжках... и уж тогда точно всё кончено.

Но армейская закалка дала о себе знать. Я медленно, но верно вытягивал себя из объятий твари. Один раз она пребольно полоснула меня по спине своими крючьями, но при этом ослабила хватку, и я наконец вырвался из плена. С силой потянув на себя перила, я выполз на ступеньку. Но чувствовать себя в безопасности было рано. Я поднялся одним рывком, схватившись за перила, обернулся и стал диким взором оглядывать подвал. Тварь была невидима в темноте - но, судя по всплеску воды, всё ещё плавала рядом. Я до хруста в пальцах сжал нож. Почему-то простая мысль убежать наверх и запереть дверь в подвал мне не пришла. Вместо этого возникло знакомое до щекотания в животе чувство - что перед тобой враг, которого нужно уничтожить любой ценой.

К повторной атаке твари я был уже готов, да и глаза немного привыкли к темноте. Я стоял на краю, и она решила попытать счастья второй раз, рывком накинувшись на мои ноги. Повторить свой коронный трюк ему не удалось - я вовремя заприметил длинное тельце и скользнул в сторону. Тварь тяжело плюхнулась на нижнюю ступеньку, забарабанила крючьями по дереву, оставляя глубокие царапины. Сжав губы, я наклонился и ткнул ножом туда, где, по моим соображениям, у твари находилась голова. Лезвие до упора вошло в мягкую, как желе, плоть без намёка на кости или хрящ. Тварь испустила поросячий визг и попыталась ретироваться назад, в водные глубины, но я не дал ей этого сделать, нанеся очередной удар в голову. Чувствовать, как это послушно расползается под рукой, было противно. Что это такое - мозги, что ли?.. Тварь всё же успела залезть в воду и оттолкнуться со дна, прежде чем силы оставили её и она всплыла на поверхность вверх брюхом.

Я навалился спиной на перила, чтобы отдышаться. После пережитого напряжения перед глазами плыли большие разноцветные круги. Голова кружилась до одури, но руки и ноги, слава богу, не тряслись.

Мне захотелось внимательнее рассмотреть существо, которое я прикончил. Я поднял фонарь, который продолжал мирно светить на ступеньке, и поднёс к поверхности воды. Крючья были скрещены на груди чудовища (или что там у него), как руки у покойника на панихиде. Голова наполовину ушла под воду - я видел только хищно разверзшуюся пасть, в которой краснел язык. Всё тело твари шло рябью наподобие чешуи, но это была не чешуя. Скорее, существо напоминало какую-то египетскую мумию. Неужели его принесло к нам в подвал по водопроводу? Я слышал о подобных городских страшилках, но никогда не воспринимал их всерьёз.

Меня затошнило; я поспешил выключить фонарь и отвернуться. Таким созданиям не должно быть места на земле. Это же бред собачий! Как такая гадость оказалась в нашем подвале?

Я вспомнил мокрое платье матери, револьвер в руке, потухший взор, и мне стало стыдно за свой недавний гнев. Видимо, мама думала, что самостоятельно справится с этой тварью, но не учла того, что револьвер отца был неисправен. Хорошо, что всё обошлось... Неудивительно, что она в такой апатии.

Я поднялся по лестнице, хватаясь за стены. Мама сидела там же, где раньше.

- Всё хорошо, - тихо сказал я, подходя к ней. - Больше той твари нет.

Она молчала, не выказывая радости или удивления.

- Мама, откуда это взялось у нас в подвале?

Она опять не ответила. Подойдя ближе, я понял причину. Голова матери лежала на груди, дыхание было сиплым и размеренным. Она уснула.

Я постоял в растерянности, думая, что делать дальше. Больше всего хотелось подняться наверх, завалиться на свою старую кровать и заснуть мёртвым сном, не думая ни о чём... надеяться, что при пробуждении всё произошедшее исчезнет, станет очередным дурным сном.

Но, к великому несчастью, это не было сном. Джош пропал в самом деле, и я не бредил, когда сражался с червяком-переростком.

Мне нужно было идти искать брата. Прямо сейчас.

Но где его искать? Мама в печали своей ни словом не обмолвилась о том, каким образом пропал Джош, и куда направился отец, чтобы найти его. Будить её не хотелось. Да и вряд ли она скажет что-то толковое в нынешнем положении...

Мне вспомнился детский силуэт, который возвышался над колыхающейся гладью воды в подвале. Я сердито мотнул головой. Джош в подвале, а родители не удосужились его там поискать, прежде чем забить тревогу?

"Но ведь кто-то там был, и ты его видел, - подсказал рассудительный голос в голове. - Если бы не эта тварь...".

И тут же пришла ещё одна мысль, более тревожная:

"А что, если тварь там была не одна? Подвал большой, в нём могло селиться целое семейство таких червяков. Если ты уйдёшь за братом, а тем временем один из них выберется наверх и подползёт к матери?".

В общем, видимо, нужно было сделать ещё один визит вниз. Во всеоружии.

Я снял ботинки и носки и закатал штанины вверх до колена. Фонарь прикрепил на грудь армейской куртки, чтобы не занимал руку. Взял нож в правую ладонь и глубоко вдохнул. Ну, с Богом. Поплыли.

Всегда не любил воду - ни купаться в ванне, ни плавать в озере...

Проверка заняла больше четверти часа, потому что приходилось передвигаться очень осторожно, быть готовым к нападению в любой момент. Вода мерно плескалась при каждом шаге. Сырость, парившая в воздухе, вызывала холодный пот. Затопленный подвал напоминал старый склеп, до которого добралась вышедшая из русла река. Пару раз я по неосторожности ударился головой о борта отцовских лодок, висящих на стенах. Уверен, за эти пятнадцать минут я постарел на несколько месяцев.

Итог был отчасти обнадёживающий, отчасти обескураживающий: в подвале не было ни монстров, таящихся под водой, ни Джоша. Если они могли где-то прятаться, то только в охотничьей комнате отца, который находился в углу подвала. Осенью и весной отец ходил на дичь в окрестные леса и приходил неизменно с добычей. Мне казалось, что иногда он убивал фазанов и зайцев больше, чем было дозволено, но проблем у него не возникало - всё-таки городской шериф, сам себе закон. В охотничьей комнате отец разделывал и потрошил туши убитых зверей. Вход нам с Джошем туда был категорически воспрещён - отец не хотел, чтобы мы видели его забрызганного кровью, рубящего тесаком разделанного зайца. На двери был какой-то особый замок, который открывался не ключом, а специальным широким лезвием (которого я так никогда и не увидел). Но мне почему-то нравились глухие чавкающие звуки ударов, которые доносились из закрытой комнаты. Я таился за дверью и подслушивал. Иногда отец меня замечал, и тогда мне сильно попадало.

На всякий случай я подёргал украшенную орнаментом ручку двери. Заперто. Если монстры там и есть, то им ни за что не выбраться - дверь была сделана из крепкого дуба, толщина пять дюймов.

Значит, никакой детской фигуры в подвале не было. Мне показалось.

Я покачал головой. Так недолго с ума съехать.

Джош, Джош, ну куда же ты подевался? Где мне тебя искать? Знает ли хоть один человек в этом чёртовом городе, что произошло?

Нужно было разобраться с водой, которая, как мне казалось, продолжала прибывать. Не дай Бог весь дом затопит. Я вспомнил про насос и пошёл в угол. Он стоял там же, где раньше. Я развязал шланг и опустил его в воду. С силой потянул за стартер, но мотор выдал лишь смущённый кашель. Открутив крышку бака, я убедился, что бензина нет. Что ж, не беда. Можно позаимствовать из канистр в гараже.

Я вышел из подвала и обулся. Мама ещё не проснулась. Стараясь не шуметь, я вышел из дома. На улице стало немного светлее, но туман рассеивал солнечные лучи, делая утро похожим на вечер. Кто-то прошёл мимо забора - сутулая фигура, руки в карманы, выплыла из тумана и туда же убыла. Я не разглядел, кто это, но настроение чуточку приподнялось. А то начало уже казаться, что во всём мире остался только наш дом - зависший между небом и землёй, окутанный мглой...

Дверь гаража поднималась целую минуту и с нервирующим скрежетом. Зрелище чем-то напоминало агонию больного человека. Сцепив зубы, я терпеливо ждал, когда скрежет утихнет. До того, как войти в темноту гаража, я на секунду засомневался - а вдруг и там притаились незваные мумиеобразные пришельцы? Конечно, тут суша, но мало ли что... На всякий случай я вновь зажёг фонарь и вздохнул с облегчением. Слабый мерцающий свет выхватил пустые бочки, инструменты и старые запчасти, покрытые пылью. Монстров нет. Как и отцовского автомобиля - чёрного "крайслера", который он купил, когда мне было пять лет. На правах шерифа он мог ставить служебный полицейский "чероки" в гараж, но отец говорил, что машина у человека должна быть своя.

Если отец уехал искать Джоша на машине, значит, путь ему предстоял неблизкий...

Стараясь отстраниться от плохих дум, я начал откручивать колпачки канистр и бочек. Нашёл только густое машинное масло в одной бочке и канистру, наполненную керосином. Мне нужен был бензин.

Я подумал об автостоянке, которая находилась в пятистах футах от нашего дома за детской площадкой. Раньше на стоянке всегда можно было найти пару-тройку автомобилей с водителями. Чёрт его знает, как оно там сейчас, но хотя бы охранники должны же остаться... Перелить бензин в канистру, вернуться, включить насос. Займёт не более получаса. Зато я буду спокоен насчёт матери, когда уйду за Джошем.

Опять же, может быть, я встречу там Элли, если она по-прежнему подрабатывает в забегаловке рядом со стоянкой...

Решено. Я вышел из гаража, прихватив с собой одну из канистр. Хотел выйти на улицу через калитку, но вовремя заметил, что кирпичное ограждение рядом с гаражом пробито. Кирпичики торчали в проёме, как осколки выбитых зубов. Странно. Кладка была надёжной, вековой, её так просто не сломать - разве что прямым попаданием тяжёлого ядра той адской машины, которая используются для сноса домов. Но раз открылся более короткий путь к цели...

Я юркнул в проём, порадовавшись, что он достаточно большой, чтобы я прошёл без затруднений. Но затем, оглянувшись назад, почувствовал горечь. С этой стороны дыра в кладке обозначилась более явственно - как брешь в латах средневекового рыцаря, прорванная линия обороны. Всё рушится. В доме пустота, на улицах царит безжизненность, и даже казавшаяся такой непоколебимой защита нашего приюта от нежеланных пришельцев начинает сдавать. Несмотря на неприязнь к Глену и холод к родителям, я любил наш дом. И увиденное отозвалось во мне приступом щемящей боли.

Я пошёл в сторону детской площадки. Вязы здесь росли кучно, загораживая небо. Земля была устлана умирающими листьями. На половине дороги лампа в фонаре, который я забыл выключить после гаража, медленно потухла - кончился заряд. Хотя фонарь давал света совсем немного, да и вообще вокруг было достаточно светло, мне сразу стало не по себе. Дискомфорт только усилился, когда я дошёл до площадки и увидел место, которое казалось в детстве воплощением земного рая.

Прекрасные солнечные дни. Здесь собиралась детвора со всего Глена. Туристы тоже водили своих маленьких, но они были не в счёт, несмотря на то, что вообще-то муниципалитет строил площадку для утех туристов. На детской площадке можно было до головокружения взмывать и падать на дощатых качелях, скакать на гибких пружинистых лошадках, кружиться на карусели. А можно было просто сидеть в песочнице на горячем песке и играть солдатиками. Этим я обычно и занимался. Джош в том же возрасте предпочитал резвиться со сверстниками, обегая всю площадку. Как-то раз он поспорил с сыном мэра, Джоуи, что спустится по дорожке горки спиной вперёд. Спор он выиграл, но при этом ушиб затылок. Отец тогда устроил мне выволочку по поводу того, что я не присмотрел за братом. Я не пытался оправдаться, потому что он был прав - когда Джош затеял свои опасные игры, я меньше всего внимания обращал на него, увлёкшись разговором с Элли.

Видеть пустую игровую площадку было страшно. В постапокалиптических кинокартинах такие сцены выглядели мрачновато, зато красиво. В реальности, без линз кинокамер, никакой красоты я не заметил. Песок, некогда золотой, стал серым пеплом. Морды лошадок почернели, по нарисованным белым зубам пошли уродливые трещины. Казалось, от всей этой затхлости разит тяжёлым запахом, как от большой кучи мусора. Больше всего отталкивающей почему-то казалось доска качелей, которая непостижимым образом умудрялась балансировать в положении равновесия. С очередным порывом ветра доска кренилась вправо либо влево, готовая рухнуть, но ветер утихал, и она с облегчением возвращалась в исходное положение. Будто на качелях сидели два невидимых ребёнка, которые продолжали бессмысленную игрульку "вверх-вниз".

Стараясь не смотреть на пустые игровые снаряды, я прошествовал через игровую площадку туда, где была автостоянка. Втайне ещё надеялся, что могу повстречаться с Элли, но шансов было мало: даже если она прошла бы в двадцати шагах, туман не дал бы нам увидеть друг друга.

Туман... Он наползал на город и раньше - озеро Толука славилось необычными атмосферными явлениями. Но в Глене туман быстро рассеивался, оседая капельками росинок на траве. Вот на восточном берегу, где находился ещё один Богом забытый городишко наподобие нашего, он имел обыкновение застаиваться целыми неделями. Особенно худо с этим стало в последние годы, дошло до того, что люди с соседнего города начали переезжать. Теперь, значит, веселье добралось и до Глена. Может, учёные не так безосновательны, пророча нам грядущие изменения климата.

Впрочем, особой разницы мне не было. Всё равно я не собирался жить-поживать тут. Найду Джоша, приведу домой - и прости-прощай. Может, снова пойду служить. А может, нет. Насчёт этого в голове царил полный сумбур.

Машин на стоянке тоже поубавилось... если можно так выразиться. Передо мной гордо возвышался грузовик со снятым прицепом, единственный на стоянке. Больше - ничего. Я уже начал бояться, что и охранники пропали, но...

- Шепард, что ты тут делаешь?

Видимо, мне придётся ещё не раз услышать этот вопросик за своё пребывание в Глене. Что же, будем привыкать.

- Ищу бензин, - миролюбиво ответил я, вскидывая канистру. - У вас не найдётся половины галлона? В подвале дома прорвало трубу, надо откачать.

Охранник Макартур продолжал враждебно смотреть на меня, будто не веря, что я это я. Во мне опять всколыхнулось раздражение.

- Когда приехал? - наконец спросил он.

- Буквально час назад. Слушайте, мистер Макартур, бензин мне нужен срочно. Скоро весь дом будет под водой, если не включить насос.

Рот у старика скривился, и я мгновение был уверен, что он сейчас посоветует мне катиться вон.

- Ладно, давай канистру, - сказал он.

Пока он наполнял ёмкость бензином из большой бочки, которая стояла у будки охранника, я гадал - стоит ли мне спросить у пожилого канадца о своём младшем брате. Наверное, что не стоит. Бог знает почему, но Макартур был настроен по отношению ко мне не очень ласково. Да и вряд ли отец с матерью посвящали весь город в свою проблему. Такие уж они люди.

- Спасибо, - сказал я, когда Макартур передал мне полную канистру. Он безразлично махнул рукой и заковылял в свою будку. Даже денег не стал требовать. За четыре года он тоже сильно постарел. А ведь ещё хорошо держался, когда я уезжал...

На ум пришла сумасшедшая мысль - что в Глене время стало течь быстрее, чем во всём остальном мире, в том и весь секрет. Джош окончил школу и уехал в колледж или университет. Отец, может быть, умер. А мама до того постарела, что впала в маразм. Всё логично.

Логично, ничего себе!.. Я рассмеялся в голос - впервые с момента въезда в Глен. Видимо, туман намыливает не только глаза, но и мозги. Интересно, что подумал Макартур, глядя из окна будки, как сын шерифа Шепарда стоит один посредине стоянки с канистрой в руке и смеётся. Эта мысль вызвала во мне новый приступ удушливого хохота.

Ладно, успокоимся. Не будем скатываться до банальной истерики.

Я успел заскучать, ожидая, когда откачается вода. Двигатель рокотал, насос жадно глотал воду, то и дело захлёбываясь ею - тогда я тряс шланг, и мерный гул восстанавливался. Уровень воды медленно падал. Мама продолжала крепко спать наверху. Вот из-под блестящей глади показался труп твари, которую отнесло к стене. Теперь она валялась спиной вверх, раскидав лапы-крючья. Наверное, неправильно это так оставлять, но у меня не было желания снова прикасаться к желеобразной плоти чудовища. Потом. Потом что-нибудь придумаем. По крайней мере, теперь оно никому вреда не принесёт.

В конце концов вся вода была поглощена ненасытным шлангом. Я выключил насос и прислушался, не капает ли нигде. Нет, тихо. Это меня озадачило. Если трубы не повреждены, то откуда взялась вода? Не из-под земли же пришла...

Но раз сейчас вода ниоткуда не изливается, значит всё в порядке. И на том хорошо. Я отстоял свой дом. Губы тронула сухая усмешка.

Теперь - за Джошем.

План у меня уже имелся. Раз судья Холлоуэй пригласила меня к себе, то я собирался навестить её дом. Маргарет, наверное, находится на работе, но Элли или Нору я наверняка застану. Вот они объяснят мне подробно, что за дела тут творятся. Это во-первых. Во-вторых, после этого не мешало бы зайти к Грязнуле, пускай он осмотрит отцовский револьвер - вдруг его можно починить. Тварь из воды разбудила во мне солдата, который начал было отходить в тень. Я знал, что без оружия ни на минуту не буду чувствовать себя в безопасности на этих туманных, ставших зловещими улицах.

Грязнулей дети называли Кертиса Экерса, который жил на Ривервью-роуд. Весь город носил к нему старую рухлядь, и он брался за починку - разумеется, за разумную плату. Среди парней он был знаменит тем, что у него во дворе стоял большой цилиндрический резервуар для воды. Спрыгнуть с вершины резервуара - это был очередной этап доказательства "крутости" для гленских мальчишек. Я не был исключением. Как, наверное, и Джош.

Выйдя из подвала, я задержался в доме ещё на пару минут - заменил батареи в фонаре новыми из шкафчика (вряд ли в тот момент я понимал, как важно это для меня будет в будущем) и укрыл спящую мать пледом. Она что-то забормотала во сне и затрясла головой. Стул пронзительно скрипнул...

Решив срезать путь до дома Холлоуэй, я ушёл через задний двор. Это было глупостью, оправданной разве что тем, что я долго отсутствовал и подзабыл кое-какие особенности местной топографии. Я понял свою ошибку, как только увидел перед собой ограду городского кладбища, через которое мне нужно было пройти.

Будь сейчас обычный погожий летний день, ничего особо жуткого в прогулке через кладбище не было бы. Наш дом стоял рядом с кладбищем, и место было мне знакомо с младенчества. Но в такой тёмный день...

Кладбище "Розовые Высоты".

Это был целый лабиринт из могил, фамильных склепов и памятников. По нему не знающий проходов человек мог бы блуждать часами. В своё время в муниципалитете шли яростные споры о том, стоит ли открыть часть кладбища для посещения туристами. Сторонники этой идеи прикрывались тем, что большое и архитектурно замысловатое кладбище, как "Розовые Высоты", может рассматриваться как общегородская достопримечательность, где можно подробно ознакомиться с историей Глена и людей, его основавших. Более дурацкой затеи я в жизни не слышал. В конце концов городской совет пришёл к такому же мнению, и мэр Бартлетт собственноручно издал указ о запрете сделать кладбище объектом экскурсий.

Я зашёл в кладбище с заднего входа, так что путь мой пролегал среди самых ничем не примечательных захоронений - Дэвенпортов, Ридов и Норвудов. Узкая дорожка делала крутые повороты. Ветер, который с утра заметно набрал силу, наигрывал странные, тревожные звуки в щелях и углублениях многочисленных надгробий. По обе стороны дорожки попадались низкие скамеечки, чтобы пришедшие могли посидеть в скорби по ушедшим родственникам. К счастью, никого из моего славного рода поблизости не было - не то место, не тот ранг. Для Шепардов был отведён целый склеп возле центрального входа в "Розовые Высоты". Все мои предки, начиная с прапрапрадеда Исаака, покоились за его стенами. Родители несколько раз заставляли нас с Джошем посетить склеп. Ничего интересного - только тяжёлый, спёртый воздух, в котором мерещился трупный запах, и ужас от осознания того, что сам ты тоже когда-то ляжешь в этот стройный ряд. На плите старательно выведут твоё имя: АЛЕКС ШЕПАРД. Или ДЖОШУА ШЕПАРД. И не будет тебе никакой радости, что на плите будет красивая торжественная эпитафия, замыкающая твоё существование.

Эпитафии были и на здешних могилах. Я остановился, чтобы прочитать одну из них, которая запала в душу с последнего посещения:


ОЛИВЕР ХОЛЛ
Умер 6 ноября 1875 в возрасте 62 года.
Мы смеялись над ним - ибо он отличался от всех.
Он смеялся над всеми - ибо мы были неотличимы.
Больше никогда не смеяться нам вместе.



Жуткий, но вместе с тем притягательный смысл строк на мраморе заставил меня поежиться, будто от холода. Хотя почему "будто"? Тут и впрямь было холодно - неизвестно почему, но температура в "Розовых Высотах" была заметно ниже, чем на улицах. Хотя в тесном пространстве должно быть наоборот.

Миновав пару памятников-статуй с печально поникшими головами, я попал в общий "безымянный" склеп - пожалуй, самое страшное место на кладбище. Норвудов и Ридов здесь не было. Не было имён вообще - только замурованные гробы без надписей, громоздящиеся друг на друге. Стена из мертвецов уходила вертикально вверх. Её вершину скрывал туман. Ни дат, ни скупых слов эпитафии. Из-за чего умерли эти люди? Когда? Кем они были при жизни? Уверен, что кое-кто в Глене знает ответы на эти вопросы... знает, но не говорит. Может быть, бедняг скосила эпидемия, подобная той, что бушевала в округе два столетия назад? Но ведь трупы чумных должны были кремировать, а не хоронить в склепах. Или, может, большой пожар? Нет, Глен не знал пожаров. Такую страницу истории не скрыть - она всё равно осталась бы обугленными домами и косыми кварталами... Тогда что? Что?..

Не уверен, что мне очень хотелось бы узнать это, если даже мне вознамерились рассказать.

Вот такой весёлый городок у нас. Мечта свихнувшегося историка.

Я наскоро прошёл через пугающую стену трупов. Ещё десять минут блужданий в тумане по стране мёртвых, и я выйду на улицу.

Как оказалось, "Розовые Высоты" были сегодня не совсем страной мёртвых. Был тут кое-то живой, кроме меня. Я понял это, услышав глухие звуки, с которыми острие лопаты вгрызалось в мягкую кладбищенскую землю. Источник звука находился где-то недалеко слева. Кто-то роет могилу?

Я стал приглядываться на ходу. Звуки доносились с регулярностью хорошего часового механизма - человек работал не покладая рук. Сквозь туман была видна только высокая стальная ограда с орнаментом. Я нахмурился. Постойте-ка... разве не там находится фамильный склеп семьи Бартлетт? Той самой семьи, чей представитель является мэром города с незапамятных времён?

Мэр... умер?

Это отчасти объяснило бы, почему в Глене всё настолько траурно. Так и должно быть, когда в мир иной отходит человек, который заправлял делами города добрые тридцать лет. Сэма Бартлетта переизбирали на пост всегда единогласно. Не помню, что у него были серьёзные конкуренты. Да и с делами муниципалитета он справлялся вполне неплохо. В моё последнее лето в Глене тут был шикарный праздник в честь ста пятидесятилетия основания города. Сэм Бартлетт был во главе праздничного торжественного шествия, нёс большой красивый герб. Глядя на него, всего светящегося, крепкого, волевого и пышущего здоровьем, нельзя было усомниться в том, что он ещё долго будет стоять у руля. И вот... Тихий звук лопаты продолжал беспощадно повторяться из-за клубящейся пелены.

Вконец расстроенный, я прошёл ещё сотню шагов. И остановился, не веря своим глазам.

Обширный участок кладбищенской земли просел, ушёл вниз на четыре фута. Дорожка, по которой я шёл, обрывалась у края. Слава Богу, ни один гроб не подвернулся на пути раскола земли - иначе зрелище вышло бы совсем неаппетитное. У края провалившегося участка торчало штырём нелепое надгробие, больше смахивающее на фонтан. Туман выползал из образовавшегося котлована и растекался, как пар из горячего чана.

И как это понимать? Вряд ли в Глене есть подземные катакомбы, как под Римом, чтобы земля проваливалась в них.

Воображение нарисовало исполинский гроб для великана, который истлевал, пока люди тысячи, десятки тысяч раз проходились по ней. В одно прекрасное утро ветхая крышка не выдержала, и...

Я огляделся по сторонам в надежде найти обходной путь. Куда там - везде высокая ограда. Осевшая область, наверное, имела в ширину около тридцати футов. Не хотелось спускаться туда, но мне нужно было идти дальше. Я сел и спрыгнул вниз с таким чувством, будто залезаю в собственную могилу.

Внизу туман был густым до такой степени, что его, наверное, можно было резать ножом. Даже надгробие-фонтан, и тот вырисовывался едва заметно. Я успел пройти два шага, прежде чем осознал, что за мной наблюдают. Как только я это понял, туман исторг глухое рычание, от которого меня прошиб холодный пот. Я ни с чем не спутал бы его. Дикарь.

Не может быть. Дикарь сдох. Сдох давно.

Но это был он - я ощущал это кожей. Дикарь, а не иной пёс, сейчас смотрел на меня из-за холодных клуб тумана. И я вновь стал девятилетним мальчиком, перепуганным до смерти. В какую сторону я шёл? Зачем?.. Как найти мне спасение от наметивших меня в мишень острых клыков?

Дикарь прорычал снова с лёгкой хрипотцой. Я знал эту хрипотцу. Она выдавало в Дикаре крайнюю озлобленность. На этот раз рычание исходило сзади. Я обернулся. Мгла.

- Это не можешь быть ты, - сказал я туману. Голос дрожал. Дышать вдруг стало тяжело. В голове замелькала и пропала череда образов - вот большой пёс срывается с цепи, бросается на девятилетнего Алекса, валит на землю и вгрызается в икры, вот я в больнице с капельницей в руке, вот отец, который с мрачной решимостью загоняет ядовитую пулю в пневматическое ружье.

А вот и сам Дикарь. Туман торжественно расступился, делая ему проход. Он крался, пригибаясь к земле. Я был внизу, он - наверху, и это давало псу дополнительное преимущество. Глаза светились жёлтым огнём. Тело краснело голым кровоточащим мясом. Кто-то содрал всю шкуру с пса, но Дикарю это, видимо, не повредило.

Кругом по-прежнему стояла тишина, призванная не нарушать покой мёртвых. Даже лопата, разрывающая могилы, и та стихла.

Изменено: Георгий Старков, 17 Январь 2009 - 06:44

  • 0

#9 scionik

scionik

    Свежая кровь

  • Заблудшие души
  • Фишка
  • 8 Сообщений:

Опубликовано 17 Январь 2009 - 03:00

КРУТО!!! спасибо за титанический труд!!!
надеюсь скоро будет и следующая глава smile.gif
  • 0

#10 Георгий Старков

Георгий Старков

    Внезапно живой :)

  • Заглянувший в кошмар™
  • ФишкаФишкаФишкаФишкаФишкаФишка
  • 1 706 Сообщений:

Опубликовано 23 Январь 2009 - 03:26

Продолжение (Алекс на кладбище и на Главной улице).


Глава 3

В яме. - Фонарь как спаситель, продолжение. - Рисунок на склепе. - Монстры. - Главная улица. - Неожиданная встреча. - Пропавшие люди. - Рация.


Цепь, которая держала Дикаря на привязи, выглядела надёжной - казалось, толстые звенья не погнуть и за сто лет стараний. Но отец не учёл целеустремлённость своего питомца. Долгими ночами Дикарь грыз одно из звеньев, расположенное внутри конуры. Никто не видел, как звено постепенно теряло хромированный блеск и опасно согнулось. В тот день, когда Дикарь смог, наконец, заполучить свою долгожданную (и, надо сказать, заслуженную) свободу, на заднем дворике оказался я. Потом родители сказали, что я избежал смерти чудом - отец собирался на работу, но задержался, чтобы заделать дыру в лодке. Если бы его не было дома... Нога стрельнула трескучей болью в лодыжке.

Тринадцать лет прошло с того случая, и всё повторялось. Правда, на этот раз я едва ли мог надеяться на помощь отца. И Дикарь превратился в существо явно не из мира сего.

Снова негромкое рычание. Я попятился назад, поднимая руки перед собой:

- Спокойнее... Спокойнее...

Дикарь не даст мне времени вскарабкаться вверх по отвесному краю обрыва. Я это хорошо понимал, но мысль о верном армейском ноже вспыхнула в оцепеневшем разуме слишком поздно - когда пёс без шкуры оттолкнулся от земли мощными лапами и воспарил в стремительном прыжке. Я не успел даже закричать, зато сумел немного уклониться. Дикарь врезался мне в плечо всем весом и сбил на землю. Я услышал, как челюсти клацнули рядом с моим ухом. Пёс дышал тяжело. С каждым выдохом он источал в воздух какую-то невидимую отраву, от которой звенела голова.

Лёжа на спине, я смог вытащить нож из кармана, но он не был раскрыт. Тем временем Дикарь отбежал в сторону на пару шагов и вновь развернулся ко мне. Я поднялся на четвереньки, оказавшись к нему боком, и тут пёс снова накинулся на меня. От сильного толчка в бок я перевернулся обратно на спину, раскидав руки, и оказался в совсем уж беззащитном положении - Дикарь навис надо мной, упёршись лапами в грудь, с раскрытой пастью, из которой капала горячая слюна вперемешку с кровью. Кровь шла из всего тела пса безостановочно - я мог видеть совсем близко, как тёмные капли собираются на голых мускулах, потом срываются вниз, мне на лицо. Вдоль мускул шли зелёные вены, которые набухали и исчезали. Кошмарное зрелище, но в тот момент я не способен был оценить всю его жуть - ждал, когда Дикарь вцепится мне в горло и возьмёт реванш за то, что произошло тринадцать лет назад.

Я думаю, в действительно прошли считанные доли секунды, хотя это время показалось мне часом. Дикарь вскинул голову - явный признак того, что сейчас с размаху вонзит клыки мне в шею. И тут ни с того ни с сего зажёгся фонарик, который умудрился удержаться на куртке. Может быть, пёс задел его лапой. Факт, что сноп искрящегося, пронзительно-белого света вдруг осветил морду пса, и он замер, как человек, хлебнувший кипяток вместо прохладной воды. В этом свете Дикарь сам тоже заискрился, словно был покрыт алмазной пылью. Через секунду он с завыванием бросился в сторону, оставив меня. Это был не простой испуг животного перед ярким светом. Уверен, ощущения от алмазной блёстки, которая вдруг покрыла его бескожее тело, были для Дикаря вполне физическими и вряд ли приятными. Но эти умозаключения пришли позже - в тот момент я только перекатился набок и поднялся на ноги. Мышцы одеревенели: видимо, они уже решили, что больше не понадобятся хозяину. Дикарь вертелся волчком в центре котлована - красный комок, растворяющийся в бульоне тумана. Но его судорожный танец замедлялся - долго шок от света не продержится. И Дикарь снова будет атаковать меня с удвоенной яростью...

На негнущихся ногах я шёл к краю обрыва. Поднявшись, я окажусь в безопасности. Дикарь не сможет прыгнуть так высоко. Хотя, чёрт его знает, теперь он не совсем обычный пёс... Я продолжал идти, проклиная предавшие меня мышцы. И даже не удосужился раскрыть нож, в рукоятку который пальцы правой руки вцепились мёртвой хваткой.

Три шага до края. Два. Один... Луч фонаря осветил вертикальную землистую стену и бурые комки у её подножия. Я опёрся ладонями о твёрдую поверхность наверху и начал взбираться. Долго взбирался, хотя в обычном состоянии на это ушла бы пара-тройка секунд. Опередил Дикаря на толщину волоска - момент, когда я убрал ноги из котлована, и миг его отчаянного броска вверх почти совпали. Мгновением позже - и он уже стаскивал бы меня вниз, в большую могильную яму, крепко захватив клыками мою голень. Вместо этого пёс сомкнул челюсти в воздухе и с разбегу ударился головой в стену из земли. Выглядело это как-то даже комично, но я смеяться не стал. Слишком рискованно было находиться возле котлована - я не знал, на что способны псы со снятой шкурой. Поэтому заковылял дальше, чувствуя, как потихоньку ноги опять начинают меня слушаться. Такого паралича не бывало со мной даже на войне, в самых напряжённых ситуациях. За спиной раздался громкий злобный лай вкупе с горестным завыванием зверя-охотника, который упустил лакомую дичь.

После того, что случилось, видеть ряды могил, которые минуту назад вгоняли в уныние, было приятно и спокойно. По крайней мере, никто из мертвецов не собирался вставать из гроба. Честно говоря, я и такому бы не удивился. Если мёртвый пёс сумел вернуться, почему бы и людям этого не сделать?..

Наступала реакция, знакомая любому бойцу - по мере того, как расслаблялись мускулы и уходила неестественная чёткость изображения перед глазами, наваливались усталость и апатия. Я отошёл от котлована на сотню-другую шагов и подошёл к парадному входу в кладбище. Нужно было посидеть, отдохнуть, привести в порядок мешающиеся мысли.

Я свернул с тропинки и кулем плюхнулся на очередную скамейку. Туман окружил меня, укутал, как пелёнка обволакивает младенца. Через эту серую ткань просвечивал только нелепый рисунок на стене близрасположенного склепа - три красных круга, вписанные в большой круг. Казалось, рисунок фосфоресцировал, излучая багровое сияние, но это, наверное, была иллюзия из-за тумана. Юные уличные художники могли бы найти другую стену для своих творений, всё-таки кладбище - таинство смерти и всё-такое...

Я закрыл глаза. В темноте под веками вспыхнули и погасли три круга. Обдумаем ситуацию.

Итак, во-первых. Джош пропал. Я знал об этом из своих снов.

Во-вторых. С Гленом за моё отсутствие произошло - или ещё продолжает происходить - что-то странное, и это видно невооружённым глазом. Весь этот проклятый туман, пустота, да хоть даже внезапно умерший мэр... Судья Холлоуэй, должно быть, это и имела в виду под "переменами не к лучшему".

В-третьих. Тут завелись монстры.

Монстры!..

Монстров не бывает. Как не бывает Санта-Клауса, Зубной Феи и Микки-Мауса. Это издержки счастливых времён детства, когда ты знаешь о мире недостаточно, чтобы понять, как всё устроено. Легко вообразить Бугимена, который покарает тебя за непослушание и за то, что ты не чистил зубы перед сном. Совершенно естественно, что под кроватью может таиться существо с мохнатыми лапами, которое только и мечтает, чтобы утащить тебя в темноту. Тени от вяза на полу - конечно, щупальца, как же иначе! Мёртвый пёс, который когда-то дал тебе не очень приятный опыт общения с острыми зубами, может выбраться из могилы и вернуться. И какое значение имеет то, что отец усыпил его ядовитой инъекцией, потом потащил тело в охотничью комнату, и ты больше пса никогда не видел? Для детского ума даже расщепление твоего личного монстра на отдельные атомы ничего не означает. Он может вернуться! Он может! Как ему не мочь, если Санта-Клаус непостижимым образом за одну ночь умудряется залезть во все дымоходы мира?

Но я-то уже не ребёнок. И маму нельзя обвинить в том, что ей слишком мало лет... скорее, наоборот. А ведь она тоже видела тварь в подвале и даже пыталась с нею бороться.

Но откуда пришли эти монстры? Не могли же они просто из воздуха материализоваться. Биологический эксперимент? Радиация внезапно открывшихся плутониевых залежей? И почему власти ничего не предпринимают? Если верить всевозможным фильмам о зомби, которые показывали у нас в кинотеатре "Ритц" по уик-эндам, через пару дней после нашествия здесь должна была появиться куча незваных гостей - полиция штата, федералы, знаменитые люди в белых халатах и противогазах... армия США, в конце концов. Впрочем, один солдат сюда уже прибыл. Мне удалось даже растянуть сухие губы в усмешке.

А может, город уже эвакуировался, а тут остались только самые упёртые фанатики "семейных уз"? Нет, едва ли. В таком случае мне не дали бы так просто въехать в город. Оцепление, карантин, боевые действия... Не сходится.

Я сидел ещё минут пятнадцать, честно пытаясь что-то выцепить в круговерти фактов, построить ясную картину. Может, я слишком тупой, но ничего путного не вырисовывалось. В одном я был уверен - то, что случилось с Джошем, как-то связано с аномалией, которая захватила здешние места. Не очень обнадеживающая мысль... но, по крайней мере, задаёт направление для поисков. Нужно взять первого встречного за воротник - будь то хоть отец собственной персоной - и на этот раз не отставать, пока они не расскажут всё, что знают.

Ладно, вздохнул я, пора идти дальше. Самочувствие вроде восстановилось, и хотя время от времени в момент опускания век во тьме вырисовывался Дикарь с содранной шкурой, это уже не пробирало до такой степени. На всякий случай я решил постоянно держать нож раскрытым в руке. Так надёжнее.

Теперь нужно скорее выбираться из кладбища... Чего доброго, а то вдруг действительно мертвецы восстанут, и делай с этим, что хочешь.

До парадного входа "Розовых Высот" я добрался без особых приключений, но был один примечательный факт. Проходя мимо фамильных склепов семей Холлоуэй и Фитч, которые примыкали друг к другу, я увидел на земле между ними что-то красное и бесформенное. Наверное, стоило просто прибавить шаг и идти дальше, но я не смог удержаться от любопытства и подошёл поближе. По земле был размазан небольшой зверёк. Будто асфальтным катком прошлись. Сохранились только лапки с острыми коготками и половина головы. Глаз на этой половине злобно смотрел на небо. Увидев такую выразительную картину, я предпочёл убраться и забыть это.

Я вышел на Главную улицу почти в самом центре города. Старейший городской квартал, он был построен в числе первых, поэтому зданий и заведений по обе стороны улицы хватало. В основном это были всякого рода закусочные и лавочки для туристов. Насколько я мог различить сквозь туман, на большинстве дверей висела большая табличка "ЗАКРЫТО". Попадались и таблички "НА ПРОДАЖУ", но гораздо реже - не так много оптимистов, которые полагают, что здесь кто-то что-то будет перекупать.

Пусто... Похоже, покуда я Глене, это слово будет главным в моём лексиконе.

Но пустота может быть обманчива - этот урок нам первым делом вбивали в голову на учениях. Я был начеку, чтобы очередной сородич Дикаря не застал меня врасплох. Делал каждый шаг осторожно, вертел головой, вслушивался в шорохи и шумы. Не будь тумана, всё было бы гораздо проще. Но при известном внимании и при таких условиях можно было кое-что различить.

Например, размеренный треск, который доносился с правой стороны улицы. Я замедлил шаг. Иногда трещать начинало очень часто, потом наступал перерыв на целые полминуты. Сырой воздух искажал звук, но всё-таки он показался мне знакомым. И безопасным. Нечто из мира освещённых люминесцентными лампами офисов, бумажных клеев и бело-серых принтеров.

Так... что там у нас дальше по улице? Полицейский участок, разве не так? Рассчитывать встретить отца на работе не стоит. А треск доносится с левой стороны улицы, где, если мне не изменяет память, стояла ветхая доска городских объявлений - "утерян документ...", "мэр постановил...", "разыскивается болонка..." и прочее. Точно. Я вспомнил, какой агрегат издавал подобный треск, и зашагал спокойнее.

И всё-таки оказался не готов к тому, что увижу.

- Элли?

Негромкое восклицание имело катастрофические последствия. Девушка стояла на невысоком табурете, чтобы дотянуться до верхней части доски, где ещё оставались свободные места. Удерживать одной рукой кипу листовок, в то же время другой рукой нажимая кнопку кнопочного пистолета, который с сухим треском пришпиливал очередную листовку к доске, было проблематично. Мой голос заставил её стремительно оглянуться, и хрупкое равновесие сооружения моментально нарушилось. Девушка беспомощно взмахнула рукой с листовками - они разлетелись, как осенние листья, - и стул ушёл у неё из-под ног. Я стоял слишком далеко, чтобы чем-то помочь. К счастью, приземлилась она достаточно удачно, успела сгруппироваться и упала на колени. Должно быть, ей было больно, но могло быть хуже - в иной раз можно и нос об асфальт расквасить.

- Ах, чёрт! - процедила Элли сквозь зубы, потирая ушибленное место.

- Как была неуклюжей, так и осталась, - дружески заметил я. - Ничего серьёзного, надеюсь?

Она вскинула голову так быстро, что я испугался за её шейные позвонки. В серых глазах был испуг, который быстро сменился сначала удивлением, потом неподдельной радостью.

- Алекс? - недоверчиво спросила она.

Должно было последовать уже набившее оскомину продолжение: "Что ты тут делаешь?", но всё-таки Элли была другая. Она не стала тратить время на вопросы - просто встала, забыв про ушиб, и бросилась меня обнимать. Она была действительно рада меня видеть, и это было чертовски приятно после не очень-то тёплых разговоров с мамой и Макартуром. На некоторое время мы просто стояли, заключая друг друга в объятия - ни дать ни взять невеста, дождавшаяся ушедшего на войну жениха.

- Боже мой, Алекс! - воскликнула Элли, когда мы отпустили друг друга. Глаза её сияли бы золотом, будь тут хоть немного солнечного света. - Не могу поверить, что ты здесь, рядом со мной!

Теперь, когда она была совсем близко, и пыл первой радости несколько утих, я мог разглядеть её внимательнее. Элли прибавила в росте - это было заметно, но всё равно оставалась на полголовы ниже меня. Светлые волосы она собрала в тугой узел за затылком, но несколько непослушных прядей выбились и упали на щёки. Помнится, в то лето, когда я уехал, она была ослепительной блондинкой, но теперь радикальный настрой, похоже, прошёл. Одета Элли была по погоде - поверх розовой блузки спортивная курточка.

Да, она изменилась. Но в отличие от всего остального в этом городе - в лучшую сторону. Я поймал себя на том, что губы норовят растянуться в неконтролируемой, совершенно дурацкой улыбке.

- Привет, Элли, - сказал я. - Твоя мать сказала мне, чтобы я встретился с тобой. Я как раз шёл к вам домой.

Элли энергично замотала головой:

- Господи, это ты! Как здорово видеть тебя тут! А я уж не думала, что ты когда-либо вернёшься в Глен...

На последних словах голос потускнел, и я поспешил перевести разговор на другие рельсы:

- Да, но, как видишь, я всё-таки вернулся... А ты тут совсем одна, да?

Однако Элли было так легко не сбить с мысли. Она посмотрела на меня с укором:

- Алекс, я была уверена, что больше никогда тебя не увижу. Ты исчез так внезапно, даже ничего мне не сказал...

Мне было неудобно перед ней, но особой вины я не чувствовал. В любом случае, мой внезапный отъезд из Глена был событием из разряда тех, где всё идёт лавинообразно, одно за другим, и от тебя мало что зависит...

Голову кольнуло острой болью, которая появилась и исчезла - будто раскалённой иголкой ткнули. Я поморщился. Наверное, Элли приняло это за гримасу неудовольствия.

- Так получилось, - просто сказал я. - Вообще, я и сейчас тут ненадолго, так сказать, проездом... Как найду своего брата, так и уеду... Ты, наверное, знаешь, что Джош пропал? Может, видела его?

Элли отвернулась от меня к доске, где она только что расклеивала объявления. Сначала я подумал, что она надулась за то, что я упорно не желаю говорить на тему моего отъезда, не собираюсь хоть как-то извиниться. А потом понял, что сморозил глупость, сообщив, что в ближайшее время меня в Глене снова не станет. Но даже при этом вздох Элли был слишком уж тяжким, а тон, с которым она произнесла следующие слова, был замогильно бесцветным:

- Нет, Алекс. Я не видела твоего брата.

И добавила, совсем тихо:

- Извини.

Я проследил за её взглядом.

- Боже мой! - вырвалось у меня.

Удивиться было чему. Я-то полагал, что Элли развешивает информационные или рекламные листовки. Но где это видано, чтобы вся доска объявлений сплошь была занята листовками?.. И с каждого листа смотрит чьё-то лицо - черно-белое или цветное, хмурое или радостное, мужское или женское. Многие лица я знал - Глен был маленьким городом, чтобы не знать хотя бы половину жителей.

"ПОТЕРЯЛСЯ", "ПРОПАЛ", "ПОМОГИТЕ НАЙТИ", "ИСЧЕЗЛА"...

Если верить листовкам, добрые три четверти населения Глена пропали без вести. Исчезли. Испарились.

Я машинально поискал взглядом своего брата среди калейдоскопа лиц. Но не нашёл. К добру это или к худу, я не знал.

- Что за... чертовщина... здесь происходит? - выдавил я из себя.

- Не знаю, Алекс, - грустно ответила Элли. - Похоже, никто не знает. Но мне известно одно - каждый день эта проклятая стопка становится всё более тяжёлой.

Я представил, как она днями напролёт ходит по полупустому городу, развешивая листовки, от которых вряд ли много толку. Вспомнил тварь в воде и Дикаря и похолодел. Неужели она ни разу не видела... таких созданий? Или же это только мне так "повезло"?

- Даже не знаю, что тут можно сказать, - я продолжал зачарованно смотреть на застывшие лица. - Слушай, Элли, когда ты развешивала эти...

- А если бы ты и знал, что сказать? - горько спросила Элли. - Смог бы сделать что-нибудь, чтобы остановить это?

Вспышка её радости, связанная с моим появлением, угасла. Я увидел, в каком состоянии находилась Элли до того, как я оторвал её от занятия. Она смотрела на меня - вроде бы спокойно, голос не дрожал, и глаза были сухими, но чувствовалось, что Элли на грани. Что ж, в этом её нельзя было винить. Я несколько часов пробыл в Глене, и то приблизился к пределу.

- Я должен найти Джоша, - твёрдо сказал я. - Это причина, по которой я вернулся в Глен. Не знаю, что с ним случилось, но ему требуется моя помощь. Найду брата, вытащу его из неприятностей, в чём бы они ни заключались, потом уеду. Надеюсь, ты сделаешь то же самое.

- Да со всем этим городом большие неприятности, - устало сказала Элли. - Посмотри вокруг, Алекс. Я тоже не жалую эту дыру, но когда что-то непонятное, невидимое начинает забирать людей, подбирается к твоему дому... это совсем другое дело. Я не хочу, чтобы с Шепардс Гленом происходило такое.

От моего внимания не укрылось, что она использовала полное название города и сделала особый акцент на слове "Шепардс". Действительно, если носителю фамилии основателя наплевать на судьбу города, то город обречён на бесславный конец.

- Я должен найти брата, - упрямо повторил я. Элли вздохнула и начала подбирать разлетевшиеся листовки. Такого конца долгожданной встречи никто из нас явно не ожидал. Повисла тягучая пауза, в которой любое слово было бы нелепым и несвоевременным. Я молчал, пытаясь за туманом разглядеть очертания полицейского участка. Остался ли там хотя бы один человек, который защитил бы жителей?

- Алекс, подожди, - видимо, Элли решила, что я уже ухожу. Я обернулся. Она собрала все листовки, подобрала пистолет и теперь протягивала мне какой-то маленький чёрный коробок.

- Что это?

- Мне дал его помощник шерифа Уилер. Помнишь его?

Я кивнул. Ну а как не помнить такую колоритную персону, как помощник шерифа. Он был одним из малочисленных приезжих - прибыл в Глен за два года до моего отъезда. Я уж был уверен, что он уехал куда подальше. В нашем маленьком мирке царили устои давно минувших лет, и единственный чернокожий житель Глена должен был ощущать это как никто другой.

- Возьми это, - сказала Элли. Я принял коробок, который в ближайшем рассмотрении оказался рацией типа "уоки-токи". Выглядела рация довольно допотопно.

- Для чего мне рация?

- Будем на связи. Если я что-то увижу или услышу, то сразу дам тебе знать, и наоборот. Ну же, Алекс, помнишь, как в детстве мы мечтали украсть "уоки-токи" твоего отца? Мечты сбываются.

Мы рассмеялись вместе - не столько над шуткой, сколько от облегчения из-за того, что льдистая трещинка, пробежавшая между нами, исчезла. Я картинно отдал честь и включил рацию. Элли взяла из кармана свою рацию и поднесла ко рту. Динамик устройства в моей руке хрипло заговорил:

- Раз-два, рядовой Шепард, как слышно? Приём.

- Слышно хорошо, - в тон ей ответил я. - Роджер, сержант Холлоуэй.

И добавил, кладя рацию в свободный карман куртки:

- Спасибо, Элли.

Рация действительно была полезной штукой в местах, куда двадцать первый век со своими мобильными фокусами запамятовал прийти. По крайней мере, я мог в любой момент выйти на связь с Элли, убедиться, что с ней всё в порядке. Наверное, с той же целью отдал ей рацию Уилер. Что ж, один полицейский всё ещё в городе. Это радовало.

- Элли, можно один вопрос...

- Да?

Я помедлил, выбирая слова.

- Ты же, наверное, давно вешаешь эти листовки?

- Порядочно. Люди пропадают...

- И не только на этой доске?

- Почти у каждого заведения, - Элли удивлённо приподняла брови. - Давай, Алекс, спрашивай, что ты хотел.

- Ты не видела... в общем... каких-либо зверей, когда ходила по городу?

- Зверей? - она улыбнулась, но без особого задора. - Что, у старика Барлоу опять кролики из клетки сбегают?

- Нет, я не о том, - я замотал головой. - Просто наша собака... ну, она тоже пропала... и я подумал...

Взгляд Элли был весьма красноречивым. Человек, которому безразлична судьба пропавших людей, но который пёкся о своём дражайшем любимце, заслуживал такого взгляда. Я даже не пытался оправдаться. Главное - за дни хождений Элли не видела никаких монстров, значит, тут относительно безопасно хотя бы в этом плане. Честно говоря, после её шутки про кроликов даже червяк из воды и Дикарь вдруг показались мне придуманными, ненастоящими.

- Ну, я пошёл, - неуклюже ввернул я и двинулся в сторону полицейского участка. Очень хотелось пригласить Элли пойти со мной, чтобы туман не поглотил и её с остальными горожанами, но я знал, что она откажется - и будет дальше клеить никому не нужные листы с фотографиями людей...

- Алекс?

Я остановился. Элли уже стояла на злополучном табурете.

- Надеюсь, ты найдёшь того, кого ищешь, - просто сказала она.

Я тоже надеялся на это. И пока что эта надежда была единственной звездой на моём пути.
  • 0

#11 SiReN

SiReN

    Отчаянный

  • Заблудшие души
  • ФишкаФишкаФишка
  • 250 Сообщений:

Опубликовано 23 Январь 2009 - 16:45

О, Георгий, Вы не перестаёте меня радовать. После Ваших заявлений о "временном уходе на покой" я уже не ждала чего-то нового, а уж тем более про СХ.
Присоединяюсь к вышеуказанным замечаниям о кошмаре в начале игры. В остальном всё тип-топ))

Изменено: SiReN, 24 Январь 2009 - 13:11

  • 0

#12 Stifler

Stifler

    одуванчик,но только кактус

  • Заглянувший в кошмар™
  • ФишкаФишкаФишкаФишка
  • 311 Сообщений:

Опубликовано 24 Январь 2009 - 11:02

Н И Ш Т Я К
  • 0

#13 Георгий Старков

Георгий Старков

    Внезапно живой :)

  • Заглянувший в кошмар™
  • ФишкаФишкаФишкаФишкаФишкаФишка
  • 1 706 Сообщений:

Опубликовано 02 Февраль 2009 - 15:21

Премного извиняюсь за запоздание, но 4-я глава, видимо, будет только ближе к концу этой недели. :(

Изменено: Георгий Старков, 02 Февраль 2009 - 15:22

  • 0

#14 Renegat66

Renegat66

    Свежая кровь

  • Заблудшие души
  • Фишка
  • 32 Сообщений:

Опубликовано 03 Февраль 2009 - 04:57

Ну...судя по ранее написанному и вышеизложенному, есть повод ждать конца недели.
  • 0

#15 Георгий Старков

Георгий Старков

    Внезапно живой :)

  • Заглянувший в кошмар™
  • ФишкаФишкаФишкаФишкаФишкаФишка
  • 1 706 Сообщений:

Опубликовано 04 Февраль 2009 - 18:07

Продолжение - Алекс у Кертиса и вновь на кладбище.


Глава 4

Мост обвалился. - Кертис. - Кое-что о мэре. - Самое подходящее словечко. - Яд. - Эфирные помехи. - Реванш. - Наступающее безумие. - Добро пожаловать.


Полицейский участок был закрыт. Я этому не удивился. Странным показалось только то, что на двери не было замка - её забаррикадировали изнутри. Я постучался в ближайшие окна, но ничего не добился. Помощник шерифа Уилер оставил свой пост. Может, совершал обход улиц в попытке что-нибудь понять.

Отец ни за что не оставил бы участок пустующим. Он любил по вечерам за семейным ужином сокрушаться по поводу молодого колена, который ничего всерьёз не воспринимает. "А если за время отсутствия произойдёт преступление? - грозно спрашивал он, и каждому за столом казалось, что он вопрошает именно его. - Чем помогут пустые стены, если ни одного человека в форме за ними не будет?". Своего прежнего помощника, племянника Реджи Харта, который жил в южной части Глена, он уволил именно по этой причине, и сменил на Уилера. Несмотря на холодное отношение к приезжему, отец признавал, что новый помощник толковее раз в сто, чем все предыдущие вместе взятые.

Я взглянул на грязную площадку перед участком и на переполненные мусорные бачки. Похоже, в городе уборщиков не осталось. На шесте колыхался звёздно-полосатый флаг. Туман мешал разглядеть разглядеть его, но и он казался обветшавшим.

Я пошёл дальше, не встречая на пути ни одну живую душу. Вспоминая человека, который утром прошёл мимо нашего дома, я надеялся, что на Главной улице будут прохожие, но ошибся. Главная улица уже закончилась, уткнувшись в мост, который вёл к виноградникам семьи Бартлетт, а количество встречных прохожих держалось на нуле. Настроение моё окончательно упало. Минутой позже оно стало попросту паршивым, когда я увидел, что мост к виноградникам обвалился. Несколько досок на самом краю сохранились и тоскливо висели над бездной тумана, а дальше... пустота. Противоположного берега не видать.

Виноградники были красой и гордостью нашего селения. Со времён основания Бартлетты были потомственными виноградарями. Говорят, сто пятьдесят лет назад виноградники представляли собой крохотный участок на заднем дворике дома. Теперь это был большой сад, который требовал постоянного ухода. Дед Сэма Бартлетта увлекался селекцией. Ему удалось вывести особый сорт винограда, который, конечно же, получил название "Шепардс Глен". У Бартлеттов даже была лицензия на изготовление вин - говорят, вино отлично продавалось и могло завоевать полки американских магазинов. Но Сэм Бартлетт не разделял страсть своих предков и львиную долю времени и усилий отдавал обретению городом славы туристического центра. Виноградники не то чтобы зачахли - за ними ухаживал целый штат, и смотреть на цветущие сады было всегда приятно - но развитие прекратилось, и золотая пора вина "Шепардс Глен" минула. За это иные ворчливые старожилы журили мэра.

Теперь, получается, мэр Бартлетт умер, а для его виноградников настали по-настоящему чёрные деньки - аж мост развалился. Я почувствовал щемящую тоску в груди. Видимо, о том Элли и говорила - даже не любя это местечко, больно наблюдать, как оно разваливается на твоих глазах, изъедается беспощадным туманом. А ведь всего четыре года прошло... Как быстро порой время уничтожает то, что строилось столетиями!

До Грязнули Кертиса я дошёл в преотвратном расположении духа. Дом стоял на окраине города, над крутым отшибом. Внизу тёк ручей. Опасное место. Во тьме можно было споткнуться о низкое ограждение и полететь вниз головой.

"ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЁН. ПО НАРУШИТЕЛЯМ БУДУТ СТРЕЛЯТЬ. ВЫЖИВШИХ БУДУТ ДОБИВАТЬ".

Несмотря на табличку с грозным предупреждением, все мы - мальчики от семи до пятнадцати лет - вечерами пробирались в захламленный двор, протискиваясь через узкие щели в заборе. Чего только не было в усадьбе Кертиса! Сломанные холодильники, горы покрышек, пустые кузова фургонов, непонятные толстые трубы, скелеты автомобилей и другая, совсем уж загадочная для наших умов рухлядь. И всё было разбросано по двору в том чудесном беспорядке, который позволяет мальчишкам видеть в горе хлама укрытия для пряток, оборонительные позиции для войнушек и высокие пики гор для игры в королевства. Если шум и гвалт становился слишком громким, Кертис выходил и орал прокуренным голосом, чтобы мы катились к такой-то матери, но вообще, кажется, ему нравилось обилие мальчишек, которые копались в его сокровищнице. Вещи в его дворе нельзя было сломать, так как они уже были неисправны. И я не помню, чтобы он хотя бы раз серьёзно разогнал весёлую компашку... хотя наши родители просили Кертиса, чтобы он не позволял детям играть в столь опасном месте.

Двор изменился мало. Разве что хлама стало ещё больше. Теперь тут был самый настоящий аттракцион-лабиринт - прямо сейчас ставь контролёра и продавай билеты. Пустой цилиндрический резервуар, Мать-и-Бог сломанных лодыжек и вывихнутых ног, по-прежнему царил над двором. Никогда не понимал, зачем Грязнуле такая громоздкая вещица, если от неё толку никакого, а неприятностей - будь здоров, каждое лето. Из-за резервуара не одна мать предавала Кертиса анафеме, когда её чадо везли в больницу со сломанной ногой.

Поблуждав по местам былых сражений, я дошёл до крыльца. Возле лестницы были пачками складированы подшивки старых газет. Серая мышь, которая старательно грызла пожелтевшую страницу, юркнула в чёрный провал норки, услышав мои шаги. Через грязное окно я увидел, что на столе в мастерской горит лампа, и за столом видна человеческая фигура. Хорошо - ведь могло быть так, что Кертис тоже пропал...

Я отворил дверь. Действительно, лампа. Действительно, Грязнуля за рабочим столом, тщательно копается в большом старомодном будильнике. То ли не услышал скрип двери, то ли не придал этому значения, но он не обратил на меня никакого внимания. Когда глаза привыкли к полумраку, я увидел, что в доме беспорядок закрепил свои позиции не меньше, чем во дворе. Повсюду всякие мелкие детали, гайки, ключи, скобы... и подозрительно много часов. На полках матово блестели циферблаты наручных часов, на отдельном столе свалена куча раскуроченных будильников. Настенные часы, декоративные часы. Видимо, Кертис собрал в мастерской полную коллекцию измерителей времени в городе.

- Добрый день, - громко сказал я, подходя к столу. Грязнуля что-то невразумительно замычал, закручивая отверткой какой-то винтик в будильнике. Я подождал, пока он докрутит его до конца, и подал голос снова:

- Вы ведь Кертис?

- Парень, я занят, - он даже не взглянул на меня и взялся за новый винтик.

Я деликатно замолчал, наблюдая за тем, как Кертис возится с отверткой. Лица его я не видел - оно было скрыто под козырьком засалённой бейсболки. Едкий дым свидетельствовал, что он по-прежнему питает страсть к дешёвым сигаретам, которые прожигают лёгкие. Прошла минута. Ничего не изменилось. Я решился на новую попытку:

- Ну и как, продвигается дело?

- Угу, - опять ноль реакции. Я вздохнул и отвёл взгляд в угол стола. Там лежал дробовик. Большой, чёрный, судя по всему, заряжённый. Как я сразу его не заметил?

Терпение лопнуло, когда я увидел оружие. Вытащив револьвер из кармана, я с громким стуком положил его на стол прямо под носом у Грязнули:

- Может, хоть это вас заинтересует?

Отвертка выпала у Кертиса из пальцев и укатилась под стол. Он не стал нагибаться, чтобы поднять её, а наконец посмотрел на меня. Сморщённое, потемневшее от многолетнего общения с бутылкой лицо ничего не выражало. Сигарета торчала изо рта, как орган тела. В конце концов, Грязнуля сказал:

- Парень, я тебя знаю. Ты мальчуган шерифа.

- Алекс, - представился я, втайне обидевшись на "мальчугана".

- Ве-е-ерно... - протянул Кертис, окидывая меня тяжёлым взглядом. На губах появилась сухая усмешка. - Вижу, теперь ты военный...

Потом он обратил внимание на сломанный револьвер. Оружие, конечно, показался ему куда более достойной внимания вещью, чем я. Это нужно было видеть - с каким благоговением Грязнуля касался к рукояти, вертел револьвер в руках, крутил барабан. Я понимал его восторг. Револьвер был оружием класса "таких больше не делают" - добротный, тяжёлый, навевающий ностальгические мысли об эпохе американской зари, когда с помощью таких вот красавцев решались практически все проблемы.

Наверное, Кертис мог любоваться револьвером часами, поэтому я спросил:

- Есть надежда на починку, как думаете?.. Мне кажется, эта штука безнадёжно сломана.

- Я думаю, - он задумчиво щелкнул барабаном, - что ты спёр эту вещицу у своего папочки, нет?

"Папочкой" он довёл меня окончательно. Я подался вперёд:

- Просто скажите, вы сможете это починить, или нет?!

Кертис резко привстал со стула. Глаза сузились до двух щелок:

- Не смей отдавать мне приказы в моём собственном доме, солдат. Мне наплевать, военный ты или ещё какой хрен. Здесь я сам себе хозяин, понятно?

Я вскинул руки - мол, всё верно, ты босс. Возможно, действительно не стоило повышать голос, но Кертис, по крайней мере, сел на место и стал изучать револьвер более основательно, бормоча при этом под носом что-то типа: "М-да, дело серьёзное" и "Как только люди доводят столь прелестную вещичку до такого". Видимо, состояние оружия было и впрямь плачевное.

- Да Бог с ним, с револьвером, - сказал я, поняв, что Грязнуля снова ушёл в астрал и может долго там оставаться. - Сломался, значит, жаль. Мистер Экерс, на самом деле я хотел вас кое о чём спросить.

Кертис вытащил докуренную сигарету изо рта.

- Ну, спрашивай тогда, чего ждёшь... сын шерифа.

- Мой младший брат Джошуа исчез. Как и много других жителей Глена. Вы не знаете, что за чертовщина тут происходит? Или, может, знаете того, кто может мне помочь с этим?

- Чертовщина... - хмыкнул Кертис, с силой придавливая сигарету в пепельницу. - Правильное слово, иначе не скажешь. Я человек маленький, знаю немного... А ты попробуй пообщаться с нашим любимым мэром. Вот он наверняка что-нибудь, да знает. Работа у него, знаешь ли, такая - совать свой нос в дела всего города.

- Мэр Бартлетт?!

- А что тебя так удивляет? - Грязнуля ухмыльнулся.

- Честно говоря, я думал, что он умер. На кладбище в склепе их семьи кто-то роет новую могилу...

- Не роет, а раскапывает. Не новую, а старую. И не кто-то, а наш душка Сэм Бартлетт. Дни напролёт он там торчит последние недели... раскапывает могилы предков, потом закапывает снова, и опять по новой. Видать, большие проблемы у него, - он покрутил пальцем у виска и снова гадко ухмыльнулся. - Ну ты понимаешь... с башкой.

- Это мэр Бартлетт?

Я был поражён до глубины души. Что-что, а сумасшедшим мэра я представить не мог. Он всегда был такой представительный, одетый с иголочки, спокойный, излучал уверенность. И теперь раскапывает могилы... нет, невозможно. Должно быть, Кертис ошибается или просто издевается надо мной. Но по его лицу никак нельзя было подумать, что он расположен к шутке.

- Ну и ну, - наконец выдавил я.

- Вот такое дерьмо творится, сынок, - Кертис опустил взгляд на револьвер, до сих пор сжатый в ладони. - Думаю, эту штуку можно починить, но это займёт не день и не два. Механика повреждена, тут тебе не отбойным молотком долбить. Ну и, конечно, это будет стоить соответствующих денег. Я с тобой ещё не имел дела, так что прошу полную предоплату.

- Забирайте оружие себе, - рассеянно сказал я, ещё не отойдя от потрясения.

Рука с зажигалкой, тянущаяся ко рту, чтобы зажечь новую сигарету, замерла в воздухе. Грязнуля внимательно посмотрел на меня и спросил:

- И в чём подвох?

- Ни в чём. Считай это платой за помощь.

Кертис засопел и промычал что-то неразборчивое. Но револьвер забрал, с видимым удовольствием положил его в нижнюю полку стола. Отец не похвалил бы меня за такой неравноценный мен, но его мнение сейчас волновало меня в последний черёд. Нужно было бежать обратно в "Розовые Высоты", пока мэр (если это он) ещё находится там. Сумасшедший или не сумасшедший, Бартлетт действительно мог дать мне полезные сведения. И наконец, ответить мне на вопрос, что стряслось с Джошем. Он должен был знать - как главный человек города и как друг нашей семьи. Он тоже любил охоту, как отец - они вдвоём часто отправлялись в лес вместе.

Я собрался уйти, и тут Кертис окликнул меня:

- Солдат, погоди минуту.

Он встал со стула, прошаркал в дальний угол комнаты и достал из шкафа какой-то предмет. Когда он вернулся к столу, я увидел, что это пистолет. Обычный, девятимиллиметровый, полуавтоматический. В армии в тире мы стреляли примерно из таких.

- Возьми, - сказал Грязнуля. - Какой же ты солдат, если даже ствола нет?

Я взял пистолет, машинально вынул обойму из магазина. Обойма была полной. Семь патронов. Холод металла вызывал одновременно приятные и тревожные ощущения.

- Спасибо, - сказал я. - Вы думаете, это может мне понадобиться? Вы... что-то видели?

- Я видел много чего, - Кертис всё-таки зажёг сигарету. - Всякую мерзость... особенно по ночам. Хрен его знает, может, мне и мерещится, но со стариной Моссбергом спокойнее. - Он положил руку на ствол дробовика. - И ты не щелкай клювом, когда будешь на улице.

- Постараюсь, - кивнул я, стараясь не выдать внезапного страха, который охватил меня. Страха не за себя - за Элли. Если Кертис видел тварей, значит, они разгуливают совсем рядом по улицам... а Элли там одна. К чёрту вежливость, нужно сообщить ей по рации об опасности, как только выйду отсюда. Нам следует держаться вместе.

Попрощавшись с Кертисом, я направился к выходу. Но, уже взявшись за ручку двери, испытал неприятное ощущение, будто за мной наблюдает множество глаз. Я обернулся. Глаза действительно были - все эти сверкающие циферблаты, большие и маленькие, пялились на меня, напоминая белки без зрачков. Ни один механизм не ходил. Само зрелище кучи часов ещё не было столь отталкивающим, но тишина, которая при этом стояла, была неестественной. Ни одного "тик-так". Все стрелки замерли в одном положении - шесть минут третьего.

- Что со всеми этими часами? - спросил я.

Кертис, склонившийся над давешним будильником, поднял голову с явным неудовольствием:

- Провалиться мне на месте, если знаю.

- Так вы не можете их починить?

Вопрос был ошибкой, Грязнуля принял его как нападок на своё честолюбие. Развалился на стуле, не спеша затянулся, выпустил дым и сказал с расстановкой:

- Малыш, я могу починить всё, что ты положишь мне на моё стол, при условии, что оно хотя бы процентов на пятьдесят состоит из железа. И если я говорю, что непонятно, значит, всё в самом деле непонятно. Я их разбирал на мельчайшие детали - и самое смешное, что с ними всё в порядке! Часы исправны, просто они не ходят. Я говорил, что "чертовщина" - самое подходящее словечко?

Я не нашёлся с ответом. Кертис несколько секунд смотрел на меня, потом презрительно фыркнул и вернулся к починке. Стараясь не хлопать дверью, я вышел наружу.

Тумана как будто стало меньше. Горы старого мусора на дворе вырисовались отчётливее. Должно быть, это из-за того, что время подошло к полудню, что бы там ни показывали часы. Светлее уже не будет, подумал я. Скоро опять начнёт темнеть, потом и вовсе наступит ночь. А у меня до сих пор нет ни одной ниточки, которая ведёт к Джошу.

Оставалось надеяться, что Кертис преувеличил, и мэр Бартлетт не настолько съехал с катушек...

Я покинул двор и вновь вышел на улицу. Первым делом нужно было связаться с Элли, рассказать ей об опасности и предложить встретиться. Разговор будет не самый простой, но я без колебаний нажал на кнопку рации:

- Элли? Элли, ты меня слышишь?

Никто не отвечал. Я с тревогой посмотрел на жёлтый огонёк на корпусе. Нет, рация исправна...

- Элли?

- Кто это, чёрт возьми?

Басовитый мужской голос прерывался помехами, но я узнал его. Сам помощник шерифа Уилер.

- Алекс Шепард, - сказал я, пытаясь говорить как можно чётче, чтобы перекрыть помехи. Шипения в эфире стало больше. И ответную реплику Уилера я едва расслышал сквозь непрерывный треск и "белый шум":

- Алекс... ард? Я дум... ты находишься в...

Жёлтый огонёк отчаянно замигал. Голос Уилера потонул в какофонии хаотичных звуков.

- Эй! - закричал я в микрофон рации. - Меня слышно? Приём!

В эфире творилось нечто невообразимое. Будто в двух шагах от меня включили одну из радиоглушилок, которые устанавливают на территории военных баз. Шипение резало слух, вызывая тошноту. И это не просто фигура речи: я и впрямь почувствовал, как к горлу подкатил большой комок, а мир вокруг, и без того нечёткий из-за тумана, "поплыл" окончательно. Я сделал глубокий вдох, чтобы прийти в себя. Грудь обожгло, словно кислотой. В глазах помутилось. Я взмахнул рукой, чтобы удержаться на месте, не упасть.

Что происходит?

Ответ я нашёл через пять секунд, когда обернулся, надсадно кашляя. Движение было больше интуитивным, нежели осознанным.

На меня наступал монстр. Несмотря на то, что в глазах всё смешалось в один винегрет, я различил его - существо, которое находилось в двух шагах от меня. Сначала я принял его за человека, но от человека в нём была только двуногость. Потом я увидел странно вывернутое, скрученное, искажённое тело, приплюснутую голову без шеи, зато с огромным чёрным провалом беззубого рта. Изо рта вырывались чёрные клубы какой-то отравы - походило на блюющего пьяницу. Видимо, пока я возился с рацией, оно подошло сзади, источая яд, и я надышался гадостью.

Ноги отказались меня держать. Я упал на колени, потом на четвереньки. Перед глазами мелькнули тонкие, словно спичечные ноги монстра. Чёрное облако накрыло меня, и с каждым вдохом я ощущал, как уходит сознание.

"Пистолет, - вспомнил я. - Кертис дал мне пистолет!".

И упал на асфальт лицом вниз. Рация выпала из рук.

Я не потерял сознание. Разум продолжал пульсировать красной лампочкой где-то на краю пропасти, и я слышал, как существо подбирается ко мне ближе. Я не знал, что оно собирается сделать со мной, но хорошего не ждал. Пистолет лежал в левом кармане куртки. Чтобы добраться до него, рука должна была пройти расстояние, сравнимое с вечностью. Я попытался согнуть руку в локте. Ощущения были такие, будто я пытаюсь перетащить тюк, набитый мокрой ватой. Но рука всё же слушалась, и я дюйм за дюймом шевелил ею, подбираясь к заветному оружию. Ещё десять дюймов... пять... три... Кисть легла на металл. Прямо надо мной раздавались неприятные рвущиеся звуки. Я тяжело перекатился на спину, задержав дыхание, и резко выбросил вперёд руку с оружием. То, что открылось моему взору, запомнилось надолго.

Когда-то в бангорском зоопарке я видел ящерицу. Не знаю, как она называлась - это было длинное узкое зелёное тело, напоминающее червяка. Мне посчастливилось увидеть, как тварь ведёт себя в минуты опасности. Когда я приложил ладонь к стеклу, сквозь которое ящерица смотрела на меня, вокруг её головы мгновенно раскрылся большой капюшон. Существо, которое нависло надо мной, проделывало нечто похожее. Часть тела, где у человека была бы грудь, раскрылась в обе стороны, превратившись то ли перепончатые крылья, то ли зонт. Под ним я увидел раздутую серую массу, которая клокотала вместе с каждым движением существа. Местами масса светилась ярким жёлтым светом, в котором мелькали чёрные точки.

Рот существа был широко разинут. Он согнулся ещё больше, наклонившись надо мной - видимо, собирался вылить в лицо всю токсичную гадость, которая кипела у него внутри. У меня была... нет, даже не секунда, гораздо меньше, чтобы сделать выстрел. Но палец на курке одеревенел, и я начал впадать в панику - вдруг мне так и не удастся его расшевелить?.. Но после очередного отчаянного усилия раздался выстрел. Я пытался целиться в голову монстра, рука дёрнулась, и пуля попала в раскрытую грудь.

С громким треском пузырь, который располагался у монстра в груди, лопнул. Существо изошло совершенно неописуемым звуком, в котором смешались рев, хруст, клокот и треск. На моё лицо брызнули масляно-чёрные капли жидкости из разворошенной груди. Я принялся лихорадочно оттирать её руками в страхе, что жидкость разъест мне лицо. Но эта была просто жидкость, не кислота... правда, весьма вонючая. Продолжая истекать чёрной кровью, существо сделало несколько шагов назад, потом тонкие ноги подкосились, и оно тяжело плюхнулось на асфальт. Напоследок монстр издал утробный кашель и замолк. "Крылья" распластались по бетону, вывернутая голова поникла. Жёлтое свечение из груди медленно потухло.

Несколько секунд я пристально смотрел на то, что осталось от монстра. Казалось, что это подвох хитрого существа, всего одна маленькая пуля не может его убить, изгнать хаос, который он олицетворяет собой. Но монстр был мёртв. Поняв это, я осторожно подошёл к нему и нагнулся, чтобы подобрать рацию. Тут на меня накатила внезапная слабость, и пришёл уже мой черёд ходить зигзагами. Очень хотелось сесть и закрыть глаза, но я пересиливал себя и уходил прочь от трупа. Слава Богу, скоро всё скрыл туман. Хоть одна польза от проклятой дымки.

Элли. Мама. Джош...

Неужели я единственный в этом городе, кто может хоть как-то защитить их от этого немыслимого нашествия?

Одеревеневшей рукой я поднёс рацию к лицу и нажал кнопку связи. Жёлтый огонёк горел ровно, слышался далёкий треск эфирных помех. Я позвал сначала Элли, потом Уилера. Бесполезно. Может, устройство сломалось во время падения. Я подумал о том, чтобы выбросить его, но решил всё-таки носить с собой. Может, когда мы окажемся достаточно близко друг от друга, рация заработает.

С голым пистолетом наготове я возвращался обратно на кладбище. Элли возле полицейского участка не было. Наверное, развесила все листовки и пошла на другое место. Стараясь не смотреть на лица людей на доске, я быстро прошёл мимо. Главная улица по-прежнему была тиха и безлюдна, но в моём взбудораженном сознании то тут, то там мерещились неясные тени и шорохи. Впрочем, не думаю, что абсолютно всё было игрой воображения. Иногда, когда я в очередной раз останавливался и начинал всматриваться в туман, где маячил чей-то силуэт (явно не человеческий), рация в кармане давала о себе знать громкими эфирными помехами. Приходили мысли о спиритизме, который был популярен в начале прошлого века, и попытках обнаружить присутствие сверхъестественных существ с помощью звукозаписывающих устройств. О том, что они создают помехи в радиоэфире, я не слышал, но раз в Глене такие правила, почему бы этим не пользоваться? Я повернул регулятор громкости до отказа вправо, так, чтобы каждый треск в эфире был отчётливо слышен. Если рация действительно реагирует на монстров, то я буду предупреждён об их атаке заранее.

Знакомые надгробия и могильные плиты. Здесь было очень неуютно - в каждом тесном проходе могло таиться очередное чудо-юдо. Но рация до поры до времени молчала. Я прошёл мимо склепов старинных семейств и почётных жителей города и подошёл к котловану, где встретился с псом, восставшим из могилы. Остановился очень далеко от обрыва, на расстоянии двадцати футов, но всё равно услышал, как динамик рации начинает шипеть змеёй.

Сквозь туман донёсся глухой рык.

Его не убить. Он слишком силён. Один раз отец уже убивал его, содрал с него шкуру, но он вернулся окрепшим и озлобленным. Даже если мне удастся вогнать в него пулю, он вернётся снова...

Нельзя бояться. Мне нужно встретиться с мэром. Он знает, что случилось с Джошем, и где он находится. А Дикарь находится на пути к нему.

Я зажёг фонарь, попал пальцем в кнопку с третьего раза. Свет был не таким мощным и переливчатым, как раньше. Робкий белый конус, почти теряющийся в тумане. Никаких алмазных искорок. Я понял, что на этот раз фонарь мне не поможет. Единственное, на что я могу рассчитывать, это пистолет.

Я сделал шаг вперёд, и ещё, и ещё... пока не подошёл вплотную к яме. Рация бесновалась. Внизу ничего не было видно.

- Ну же, - сказал я. - Вот он я. Действуй.

Он смотрел на меня. Я чувствовал это.

- Боишься? - спросил я. Передо мной в зернистом сером мареве стало образовываться красное пятно. Я поднял руку с пистолетом. Дикарь пригнулся к земле, готовясь к броску. Кажется, с прошлой встречи он вырос в размерах...

Бросок.

Выстрел!

Осечка...

Он почти выбрался из ямы. Задние лапы неистово заработали, отталкиваясь от отвесного склона. Пока я стоял, потрясённый и уничтоженный, пёс большей частью уже был на твёрдой земле. Он смотрел на меня, клацали челюсти, на которых различалась каждая оголённая мышца, мощная спина ходила ходуном. Я отступил назад. Нет, этот монстр мне не по плечу, он слишком силён, мне с ним не справиться...

"Что делаешь, солдат?! - рявкнул в голове голос сержанта Нэша. - Кто здесь вздумал распускать нюни?".

Дикарь стал подниматься на передние лапы. Я вытащил обойму пистолета. Была секунда, когда обойма почти вывалилась из моих пальцев, и лишь титаническим усилием мне удалось сохранить твёрдость рук.

Щелк. Обойма встала на место. Глаза Дикаря превратились в красные угли - это были глаза не животного, но и не человека. Кажется, одна из задних лап пса застряла или зацепилась о корень растения. Иначе бы он давно повалил меня на землю.

Я целился ему в голову. Пора было нажимать курок, но я боялся того, что произойдёт, если выстрел не возымеет никакого действия... или снова раздастся сухой щелчок осечки. И окажется, что я прав - Дикаря и правда нельзя убить.

Он высвободил лапу. Хищники из джунглей не могли бы двигаться быстрее... Мгновение, и пёс уже полностью готов к атаке, скалятся клыки, спина пригибается, глаза по-прежнему неотрывно следят за мной, потом он прыгает распрямленной пружиной, прыгает, прыгает...

Оказалось - всё-таки можно убить.

Рация поперхнулась и умолкла. И сразу вся тяжесть, всё отравленное напряжение отпустили меня. Дикарь был не посланником ада, который явился за мной, а очередным монстром, которые заполонили Глен. Он был смертен. Иначе не валялся бы у моих ног с расколотым пулей черепом, бездвижный, остывающий, мёртвый. Всего-то один из многих. Пасть была угрожающе раскрыта, красный язык вывалился изо рта. Я поддел его носком ботинка, убеждаясь, что животное больше не представляет угрозы, и пошёл дальше - пересекать обвалившийся участок.

На меня нашло присутствие духа. Пришла уверенность, что мне всё по плечам, и в итоге всё будет хорошо. Я найду Джоша, монстры сгинут, туман уползёт с города. По-другому кончиться это жуткое приключение не могло. Нужно только не сдаваться и идти вперёд, не позволить страхам этого тёмного дня овладеть собой.

Лопата молчала - видимо, оставила могилы в покое. Я свернул с тропы к склепу семьи Бартлетт. Вокруг склепа был обширный огороженный участок, а само строение чёрным монолитом возвышалось в самом центре участка, посреди крестов и надгробных плит. Разукрашенная массивными узорами дверь склепа была приоткрыта - чёрная щель просматривалась даже через марево. Я огляделся в поисках мэра, но не нашёл его. Могилы - да, кто-то начал раскапывать их и проделал значительные успехи. Слава Богу, до гробов пока не добрался. Но самого вандала нигде не было видно. Как и лопаты. Может, мэр зашёл в склеп, отдохнуть от своего странного труда?

Внутри было тесно и почему-то душновато. Возле стен были расположены большие металлические гробы. Должно быть, в них останки глав семейства и других важных представителей рода. Я включил фонарь, чтобы разогнать полумрак. Свет тут же услужливо выхватил из темноты лопату, прислонённую к одному из гробов напротив. Точнее, это был гробик. Размер не позволял усомниться в том, что он предназначен для ребёнка. Гробик выглядел новеньким, металл весело поблескивал на свету, выделяясь среди матовой серости остальных.

Было ещё одно обстоятельство, из-за которого мне стало дурно. Крышка детского гроба была сдвинута. Еле заметно, иной не увидел бы, но она лежала криво.

Я оглянулся через плечо, стоя у двери. Разрытые могилы зияли провалами дыр. Туман висел недвижным саваном. Где-то в пятидесяти футах валялся труп пса-монстра. Кто скажет, где предел безумия?

Я подошёл к гробу, глотая слюну. Инстинктивно готовился к тяжёлому запаху, но нос ощущал лишь духоту и затхлость воздуха. Отставив лопату в сторону, я попытался найти на гробе табличку с именем, но такового не было. Просто маленький гроб, последний приют для ребёнка. Неужто Джоуи Бартлетт - тот самый, который резвился с Джошем на детской площадке? Не может быть...

Собравшись с духом, я сдвинул тяжёлую крышку, увеличивая зазор щели. Трупного запаха по-прежнему не было. Ободрённый этим, я толкал крышку всё дальше, пока не стало понятно, что кроме кромешной темени внутри ничего я не найду. Гроб был пуст.

Нет... не совсем.

Там, где должно было покоиться детское тельце, лежали наручные часы.

Что за бред?

Я моргнул, но часы остались на месте. Лежали они прямо, ремень любовно выпрямлен, циферблат смотрит вверх. Стрелки застыли на отметке шести минут третьего. Чем-то часы в таком положении напоминали ребёнка - очень маленького, недвижного и холодного...

Это было неправильно. Я почувствовал, как у меня начинают стучать зубы. Всё, что было до этого, хоть и заставляло усомниться в собственной нормальности, но как-то могло быть объяснено. Туман, чудища, пропавший брат... Но этот гроб? Эти часы?! Протянув руку, я судорожно схватил крохотный предмет и сжал в кулаке - только затем, чтобы не видеть, мочь отрицать его существование. Но металл обжёг руку пронзительным холодом; я раскрыл ладонь - и сделал ещё одно открытие, которое сводило с ума.

На задней стороне часов была выгравирована надпись очень красивыми, каллиграфическими буквами. Она была такой мелкой, что мне пришлось поднести часы вплотную к лицу, чтобы различить два слова.

Прости меня.

Захотелось выронить часы, выскочить вон из склепа и бежать. Бежать домой, там укрыться в своей комнате, под одеялом и подушкой.

Но было поздно. Видимо, я зашёл слишком далеко в места, куда не должен был ступить никто...

Прости меня.

Загадочная надпись зачаровывала, притягивала взгляд. Буквы, казалось, дрожали, как ртуть, вот-вот собираясь стечь вниз горячей густой массой. Засмотревшись на них, я не увидел, как стены склепа стали наступать на меня, чтобы сомкнуться и раздавить в лепёшку. Лишь когда в голове начала пульсировать острая свербящая боль, я поднял взгляд и увидел, что уже обложен со всех сторон серыми мрачными стенами, которые впитали трупные пары. Дверь исчезла, гробы слились со склепом. Красная волна прошлась перед взором, меняя всё, расщепляя меня на части, как в гигантской центрифуге, которая бешено вращалась...

Я закричал. Закричал, сжимая в руке часы так сильно, что край ремешка порезал ладонь. Металл по-прежнему холодил руку. Я чувствовал, как меня расшвыривает в разные стороны, разрубая на куски, и мою трепещущую плоть макают в огромную красную волну. Только голова осталась целой, но лишь для того, чтобы продолжать испытывать испепеляющую боль. Стен вокруг уже не было - исполинская сила вытянула меня из склепа, подбросила прямо к облакам, пронесла через мили за одну секунду. Перед глазами клубился красный туман, за которым зияла пустота...

... потом я понял, что падаю. Падаю вниз, по пути снова собираясь в одно целое, как игрушечный солдатик из детского конструктора, и не могу замедлить полёт. Воздух ударил в лицо, перехватило дыхание, где-то на стыке земли и неба мелькнула полоса густого леса, но тут же всё вновь окутал туман - на этот раз не красный, а белый, сочащийся каплями влаги. Так и не успев осознать, что происходит, я впечатался в серый асфальт, ломая кости и раздавливая вены. Удар выбил нечеловеческую боль из головы, и я остался лежать на спине, безучастно наблюдая за небом во мгле. Тела я не чувствовал, но был рад этому. После того, что приключилось со мной, тело могло дать мне только ощущение - боль, которую я за эти секунды испытал больше, чем иным отмерено за всю жизнь...

Но всё рано или поздно надоедает. Вот и мне надоело пялиться на бледно-серое небо, в котором ничего интересного не происходило. Я попытался пошевелить рукой. Это удалось до смешного легко. Ноги тоже двигались без особых мучений. Конечности ныли, будто после долгой отлежки, но я был совершенно цел. Как будто не было этого фантасмагорического полёта сквозь облака...

Но ведь этого не могло быть. В том нет никакого смысла. Чем бы ни являлось наваждение, оно не имело места в реальности... и я, скорее всего, ещё в склепе. Ну, в крайнем случае, неподалёку. В "Розовых Высотах"...

Я поднял голову. Это было не кладбище.

Я лежал на асфальте прямо посреди дороги. Разделительная полоса располагалась под моей левой лопаткой. К счастью, водителей, которые устроили бы мне сладкую жизнь за столь вопиющее нарушение дорожных правил, не было и не предвиделось. Стояла абсолютная тишина, не нарушаемая ничем. Я видел здания, которые кучно выстроились вдоль улицы, разноцветные вывески и размытые туманом надписи на них. Походило на пригородный торговый квартальчик, где размещаются разные мелкие магазинчики, но в Глене подобного места я точно не замечал.

Где я?

Ответ был ближе, чем я думал. Всего-то нужно было посмотреть на обочину и прочитать надпись на большом зелёном щите. Крупные серебристые буквы на тёмном фоне выделялись очень отчётливо.

"ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В САЙЛЕНТ ХИЛЛ".
  • 0