In this cruel children's game // There's no friend to call her name..."
ТЕРМА
Терма означает смерть.
С востока и до севера, с юга и до далёкого запада, где на горизонте сереют очертания города, полыхают пески. Жёлтый цвет, цвет лихорадки и цвет покойника, режет глаза. А если взглянуть на небо, дабы хоть на мгновение отдохнуть от этого ядовитого цвета, то увидишь солнце, пылающее посреди чистейшей синевы - та же жареная желтизна, щедро разлитая чьей-то рукой, не знающей пощады. Пощады нет и не может быть, ведь эта пустыня наречена Термой, что означает "смерть" и не обещает ничего хорошего смельчакам, которые настолько самонадеянны, что думают, будто могут её пересечь.
А вот и сегодняшний смельчак. Под знойными лучами проведён всего день и несколько часов, но ноги уже едва движутся, опалённые горячими песками, которые норовят уйти из-под подошв, разверзнуться ртом-бездной. Кожа, бывшая белой и гладкой, обветрилась и обрела желтоватый оттенок, перенимая цвет окружающей пустоты. Шаги, бывшие уверенными и смелыми, теперь даются с трудом. Драгоценная вода невидимыми потоками уходит из организма вместе с каплями пота и дыханием. И её не остановишь, не попросишь задержаться на минуту: вода уходит, а в песчаных дюнах всё яснее вырисовывается торжествующий оскал Термы.
Посмотрите на неё, нашего смельчака, пока она сидит на песке и отдыхает, делая осторожные глотки из прозрачной бутыли, внутри которой плещется тёплая вода. Это женщина лет тридцати, с густыми и длинными чёрными волосами, высокая и статная, но измотанная. Одета налегке, как и подобает в пустыне: тонкое голубоватое платье, на ногах - деревянные босоножки. Одна посреди раскалённых песков; за десятки миль, кроме неё, никого нет, даже животных и растений. Терма - край победившей смерти, единоличная вотчина песчаных крупинок.
Женщина не задерживается на месте привала. В условиях недостатка пищи и воды каждая секунда бездействия - пустая растрата сил. Поэтому она тяжело встаёт и снова начинает идти на восток. Солнце шаловливо скользит за её спину, выжигает голубую краску из ткани платья. Тень на песке неуловимо удлиняется, прыгая перед своей хозяйкой. Но женщина не обращает на тень внимания - взгляд чёрных глаз устремлён за горизонт, где, если включить воображение, за тысячи и тысячи миль можно угадать какую-то плотную синеву. Может быть, это горы. Может, океан. А может, лес. Никто не знает и никогда не знал. Если она доберётся до этой таинственной синевы, то станет первой, кто узнает. Но шансы ничтожно малы. Терма отлично это знает, поэтому не перестаёт ухмыляться, показывая ей свои зубы - в рисунках дюн, в перистых облаках на вышине, в молчании, которое накрыло землю.
Ева - так зовут женщину - не пытается гадать. Для неё в этой жизни существует только очередной шаг по песку, который, хоть и на малую толику, отдаляет её от города, который её изгнал в убивающую пустыню, и приближает к тому, что находится на той стороне. Всё остальное слишком страшно, чтобы думать над этим. Лучше отдаться упоительному ритму шагов - очень медленно, но идти... идти... распарывать жёлтую ткань, двигаться к тончайшей линии, по которой она соприкасается с небесной бирюзой.
Сумасшедшая?
Самонадеянная?
И то, и другое! Как можно рассчитывать на то, что ей удастся сломить сопротивление этого края? Терма в одночасье высасывала соки из более маститых честолюбцев, которые старались её покорить - на конях ли, пешком ли, в одиночку ли, стаей ли. Выпив всю влагу, она принималась за их плоть, превращая лица в скелеты, а скелеты - в песочную пыль, белеющую под ветрами. Но, наверное, даже буйные ураганы выдохлись бы, добираясь до края Термы.
Вот так обстоят дела. В Терме хозяин диктует правила. Захочет - напустит песчаную бурю, захочет - нашлёт смертельную болезнь, захочет - вызовет землетрясение и погребёт под тысячами тонн жёлтых частиц. Но обычно до этого не доходит. Солнце и изнурительная жара любят своё дело и вовсю прислуживают пескам.
Ева этого не знает. Честно говоря, не пожелала бы узнать, даже если кто-то вознамерился ей рассказать. Она делает шаг за шагом и к закату дня падает оземь, чтобы уснуть. Несколько глотков воды из тающих запасов, потом она уходит в беспамятство, не видя звёзд, которые одна за другой зажигаются над пустой землёй, любопытствующе глядя на одинокую чёрную точку.
"Видишь?" - шепчет Регул.
"Вижу", - отвечает Денеб.
"Кто это?" - недоумевает Регул, как всегда, подмигивая голубоватым огнём.
"Не знаю", - говорит Денеб, делая на небе неспешный круг.
"Она умерла", - утверждает Вега.
"Да нет, жива", - возражает Регул.
"Сколько продержится?".
"Завтра мы застанем её бездыханной".
"Это точно. У неё и воды-то почти не осталось".
"Бедняжка", - вздыхает Мира, но на голос молодой звезды никто из светил внимания не обращает.
Звёзды шепчутся, но их шёпот теряется в просторах космоса. Поток фотонов мчится на третью планету, которая не останавливает своего вращения. Наконец, солнце опять выглядывает из-за горизонта, окрашивая восток в алое зарево. Не проходит и часа, как оно встаёт полностью. Песок, успевший охладиться за недолгую ночь, опять жадно впитывает жару. Терма потягивается после приятного сна. Признаком этого является обвал нескольких песчаных дюн вроде бы ни из-за чего.
Терма означает смерть.
Эти слова приходят в её разум, как только она открывает глаза. Отчаяние цепляется в неё кошачьими коготками, но Ева сонно стряхивает это злобное существо и потирает глаза. Веки сухие, глазные яблоки сморщились. Она встаёт на ноги и, покачиваясь, оборачивается назад, на запад, откуда пришла. Серое облако города почти не видно. Так, крохотная туманная шапочка, накрывающая горизонт.
- Эдем, - шепчут её потрескавшиеся губы, но она не осознаёт этого. Мысленно она опять в городе, который отторгнул её как ненужную. Сказочный Эдем, город счастья и удовольствий, цельная система наслаждений, которая готова любовно прижать к своему лону всех. Кроме тех, кого он не хочет видеть. Тех, кто отказывается жить по её правилам и кого он боится.
Вот и Ева попалась под эту молотилку. Конец сказки - болезненный и ошеломляющий процесс. Не успеваешь опомниться, как все услады и достижения обращаются в пыль, привычные вещи теряют значение, и ты ловишь себя на том, как летишь вниз, на негостеприимный песок, а за спиной навечно захлопываются под всеобщий хохот и улюлюканье врата города, который кормил тебя, любил и лелеял с детских лет. Был Эдем, стала Терма.
И кто в этом виноват?
Должно быть, она сама.
Ева снова пьёт (оставшейся воды хватит на день, и то при строгой экономии), откусывает кусок хлеба и отправляется на дальнейший путь. Но "путь" - это сильно сказано. Во всяком пути есть начальная точка и конечная цель, куда нужно добраться. А у неё - ничего. Дорога тянется в бесконечность, и она не оторочена ничем, кроме песков.
А солнце уже на зените и отчаянно старается покончить с невольной странницей как можно скорее, на радость Терме. Поток фотонов летит со скоростью света и обрушивается на её затылок. Радиация настолько мощна, что верхние слои атмосферы не успевают затормозить бомбардирующие планету частицы. Ева рассеянно поправляет ломкие волосы и делает шаг... два...
К полудню Эдем исчезает совсем. Теперь все стороны света равноправны. Куда ни глянь - песок до конца и края. А если кое-кому кажется, что на востоке мерцает спасительная голубизна, то мы не станем её в этом разубеждать. Каждый имеет право на свои галлюцинации.
Во время дневного привала, Ева, наконец, срывается. Вместо того чтобы сделать аккуратный глоток из бутыли и завинтить крышку, она опрокидывает бутыль вверх дном и пьёт, пьёт. Вода весело журчит, утекая в иссушённое горло. Маленькое счастье длится, пока течёт вода, и через прозрачное дно бутыли не проглядывает небо. Голубое, как озеро, как река, но не дарящее ни капли влаги.
Ева приходит в себя. Она не отшвыривает бутыль и не кричит; лишь понуро поднимается и, конечно, направляется дальше. Хотя теперь даже душевнобольной должно быть ясно, что игра окончена. На половине буханки хлеба не проживёшь. Теперь у неё только тот запас воды, который циркулирует в организме, течёт по венам и капиллярам. А уж Терма-то позаботится, чтобы поскорее выкурить всю жидкость. Где-то впереди Терма с помощью податливых вихрей радостно роет могилу, в которой упокоится та, кто бросила ей вызов, пусть и не по своему желанию.
Терма торжествует. Солнце опускается за горизонт, расплываясь в улыбке, и кроваво-красный закат - пламя его веселья.
Женщина уже и правда на пределе. Она просто валится на песок, не помогая себе руками, и смыкает веки. Веки словно вырезаны из жёлтой бумаги. Платье потеряло свой первоначальный цвет. Икры и лодыжки ужасающе сдулись.
Регул вскакивает на ночное небо первым, как самый любопытный.
"Эгей! - кричит он удивлённо. - Вот сюрприз, так сюрприз! Она же жива!".
"Да", - удивлённо соглашается Альтаир.
Альдебаран выразительно хмыкает и молчит. Минуту-другую светила внимательно смотрят на женщину, спящую в позе эмбриона.
"Ну?" - наконец протягивает Регул.
"Кто за то, что мы завтра застанем её в живых?".
"Невозможно!".
"Фантастика!".
"А может..." - робко начинает Мира, но её перeбивают старшие родичи. И вновь звёзды спорят между собой всю ночь. Их голоса разносятся по Вселенной электромагнитными волнами, но некому их понять и расшифровать. Даже Еве. Для неё это извечные перемигивания звёзд, и, приходя в сознание в самый тёмный час ночи, она ничего необычного вокруг себя не замечает. Во всяком случае, поначалу. Высокие дюны, лёгкий ветер, гуляющий по ним, безлунное небо. Но всё же кто-то присутствует возле Евы, находящейся в полудреме. Если звёзды вдруг прекратили свои пересуды и замолкли, то только потому, что напряжённо следят за этим "кем-то", пытаясь угадать его действия. "Кто-то" подползает к женщине, неспешно вьётся вокруг её руки, взбирается на клокочущую грудь и яростно шипит, высовывая тонкий красный язык. Ева видит его, но думает, что это ей снится. Откуда взяться ещё одному живому существу, кроме неё, в сердцевине пустыни? Но змея кажется вполне реальной, её глаза-бусинки отражают тёмно-синее звёздное сияние, когда она приникает к груди женщины, вслушиваясь в слабеющий стук сердца.
"Кто ты?" - спрашивает Ева. Слова вырываются из горла хриплым лепетом, но змея хорошо их понимает.
"Ты меня не узнала?".
"Нет".
Змея трясётся в беззвучном смехе. Узорчатая спина выгибается.
"Конечно, откуда тебе меня знать. Но суть в том, что тебя знаю я. Очень давно. Знаю и ненавижу".
"Почему?" - удивлённо спрашивает женщина.
"Эдем, - отвечает змея, прекратив смеяться, - был воздвигнут для того, чтобы те, кто в нём живёт, получали наслаждения и не думали ни о чём окромя. А ты не хотела предаваться радостям, которые были для тебя уготовлены. Поэтому я добился того, чтобы тебя вышвырнули из стен этого города. Если ты сентиментальна, может считать, что я убил тебя".
Ева с трудом поднимает руку, но змея с присвистом скользит прочь, убегая от её немощного захвата.
"Ты! - восклицает женщина. - Это был ты...".
Змея сворачивается клубком; только приплюснутая голова возвышается над остальным телом, и что-то в позе твари выдаёт невыразимое самодовольство.
"Да, я. Это я сорвал запрещённый плод и сделал так, чтобы все подумали на тебя. Это было нетрудно - хотя бы потому, что ты у всех давно была в нелюбви".
Страшная, выжигающая догадка пронизывает Еву. Остатком сил она принимает сидячее положение и смотрит на своего врага. Дуэль горящими взглядами продолжается несколько мгновений - потом она очень тихо вопрошает:
"Значит, ты - хозяин Эдема?".
Змея качает головой.
"Многие думают, что да, и мне ни к чему развеивать их заблуждение. Но перед тобой мне нечего скрывать, потому что ты скоро станешь частью Термы, а она умеет хранить самые тёмные тайны. Нет, я не тот, кто строил Эдем. Но какая тебе разница? Он всё равно не помешал тому, чтобы тебя вытолкнули взашей за стены города".
Ева опять ложится на песок и смотрит на звёзды. Светила подмигивают ей. Особенно часто мерцает голубоватая звёзда на востоке. Звезда называется Регул, но Ева, конечно, не знает об этом. Она чувствует облегчение оттого, что Эдемом владеет не то существо, которое сейчас рядом с ним, хотя причину этого облегчения она вряд ли может назвать. В одном змея права: Эдем для неё ничего больше не значит, и ей вроде бы не должно быть разницы, как там обстоят дела.
"Приятного знакомства с Термой", - шипит змея и удаляется. Женщина не успевает заметить, куда она уходит. Может, уползла под пески, может, взяла и растворилась в воздухе. Как бы то ни было, змеи больше нет, да и была ли она вообще?.. Ева закрывает глаза и погружается в глубокий сон без видений, который больше напоминает смерть.
Терма означает смерть.
В который раз солнце поднимается над линией песков. Этот день по всем признакам должен стать последним, и звёзды, прежде чем затеряться в голубизне рассвета, тоскливо прощаются с Евой. Она вздрагивает и просыпается. Ей чудится, что она только что слышала голоса, которые говорили о ней - голоса доносились откуда-то свыше, из небесного бездна. Повиснув в секундной тиши, галлюцинация исчезает.
Час, два, три часа идёт женщина вперёд, на восток, навстречу восходящему солнцу. Жара набирает обороты. На дюнах перекатываются песчинки. Тело сушится до последней ниточки, становится ломким, как кусок сухарей. Ткань платья с хрустом рвётся при каждом движении. И с приходом полудня наступает развязка: Ева спотыкается и падает - сначала на колени, потом на живот. Падает нехотя, и какое-то время кажется, что она сейчас встанет обратно и продолжит путь.
Полдень. Тишина. Ничего не происходит, ничего не меняется. Горячий ветер по-прежнему играет с песчинками и начинает шутливо заметать скорчившееся тело. В Эдеме играет музыка, цветут сказочные растения, льются вина. Там находится всё то, что чуждо Терме.
Но что это? Женщина смутно ощущает, как в её губы льётся вода. Настоящая вода, хоть и тёплая, но живительная. Сначала она только ворочает языком, затем начинает спешно глотать напиток, кашляя и втягивая носом воздух. Сердце бьётся сильнее. Пульс восстанавливается. Кровь опять циркулирует в жилах, пусть донельзя жидкая.
- Ева, - говорит кто-то. Она открывает глаза. Человек сидит на корточках рядом с ней и осторожно поглаживает руку. У него чёрные волосы и серые глаза. Впрочем, цвет волос начал выгорать на солнце. Мужчина выглядит не лучше её самой, но, по крайней мере, способен передвигаться. И у него есть вода.
- Кто ты? - спрашивает Ева.
- Я шёл следом за тобой, - мужчина почему-то говорит смущённо. - Меня изгнали сразу после тебя, тем же вечером, потому что я говорил, что мы поступили неправильно. К тому же кто-то донёс им, будто я знал, что ты сорвала яблоко, и скрыл это... Успел только захватить с собой пару фляг воды и пошёл на восток - туда же, куда и ты.
- Как ты меня нашёл?
- Не знаю, - отвечает он. - Наверное, просто мы оба шли строго на восток, не отклоняясь от направления. Такое возможно?
- Вряд ли, - она устало закрывает глаза. - Спать хочется...
- Нет, нельзя, - заявляет мужчина, легонько встряхивая её за плечи. - Нужно продолжать идти...
- Но куда? Эта пустыня нескончаема...
Мужчина проводит рукой по волосам.
- Знаешь, - говорит он, - когда я оказался на Терме, то едва не впал в отчаяние. Хотелось сесть на месте и умереть. Дождаться, когда пески обступят меня со всех сторон - слева, справа, снизу, сверху. Но потом я уразумел, что тебя нет поблизости, а значит, ты поступила иначе. Ты ушла. Ты ушла вперёд, и я подумал: возможно, ты знаешь что-то, чего не знаю я. Может, ты в курсе, что пустыня не так протяжённа, как кажется, или знаешь способ противостоять жаре и жажде. Потому я и пошёл за тобой. Уверенность, что ты осведомлена больше, чем я, сохранялась где-то день, но в следующий вечер я понял, что это не так. Ты же ничего не знаешь, верно?
- Да, - горько отвечает Ева.
- Но я продолжал идти.
- Ты делал это, чтобы догнать меня и убедиться в своих предположениях.
- Нет. Я шёл просто потому, что знал - ты тоже идёшь. И если сейчас ты не сможешь подняться, значит, здесь останемся мы оба.
- Как тебя зовут? - внезапно спрашивает она; туман уползает из её глаз, возвращая им ясность. Женщина ждёт ответа с благоговейным трепетом, словно от этого зависит всё дальнейшее. Мужчина продлевает охватившее её напряжение, растерянно оглядывая себя, будто видит в первый раз. Наконец, он отвечает, но очень неуверенно, как человек, который только что осознал важнейшую вещь:
- Адам.
- Адам, - повторяет она за ним. Она улыбается, и он отвечает ей. Их улыбки прекрасны, хотя могли бы показаться жуткими на измождённых скелетообразных лицах. - Сколько у тебя ещё осталось воды?
- Три четверти фляги, - виновато говорит Адам и встряхивает сосуд. Плеск жидкости сводит с ума, пробуждая в голове яркий образ свежего искрящегося озера. Оба оглядывают пустыню, которая их окружает, словно надеясь где-то там увидеть синий проблеск глади. Но в Терме нет миражей. Мёртвая земля не терпит даже иллюзию жизни.
Ева с помощью Адама поднимается. Деревянные босоножки за эти дни обрели чудовищный вес, который тянет её вниз, но снимать их нельзя, чтобы уберечь ступни от прикосновения с горячим песком.
- Этого хватит нам на день, - задумчиво говорит Ева.
- На день, - кивает её спутник.
- На целый день!
- На целый день.
Больше они не обмениваются словами, ибо силы дороги: если хочешь пройти как можно дальше, то нет резона оставаться на месте и затевать бессмысленные препоны. Два человека сходят с места и медленно идут на восток, поддерживая друг друга, время от времени прикладываясь к фляге. Пустыня по имени Терма следит за упрямцами в глубочайшем потрясении, и в ней повисает жуткая тишина, владычица всего безмолвия, что может быть в этом мире: ничем не заполненная брешь в непрерывном хороводе звуков планеты. Ветер замирает на месте; химические процессы, которых здесь кот наплакал, перестают протекать. Атомы, электроны, кварки зависают на своих орбитах, энтропия падает до нулевой отметки, и только два хриплых дыхания - мужское и женское, - дают знать, что мир ещё жив.
И Терма взрывается яростью. Пески колыхаются, невидимая могучая сила выбрасывает их вверх, ветер визжит пилой, превращаясь в ураган. Раскалённый воздух подхватывает песчинки и крутит их в смертоносном ритме. Миллионы крошечных лезвий, готовых впиться в живую плоть, танцуют, двигаясь по кругу, распаляясь от собственной мощи. Песчаная буря встаёт чёрными столбами, закрывая небо. Поперхнувшееся солнце еле мелькает в промежи. Терма кричит, как раненое существо - её самолюбию нанесён непоправимый удар. Но она не собирается оставить неслыханную наглость безнаказанной, и делает ответный удар, нагоняя самую мощную бурю в своей истории на двух людей, которые ещё не знают, что к ним рвётся ярость Термы. Разве что далеко-далеко можно увидеть серую проплешину, которая понемногу растёт ввысь и идёт вширь. Адам и Ева не видят эту угрозу; они всецело поглощены шагами по песку, и лишь когда буря подбирается к ним вплотную, разметая пыль, они поднимают взгляды навстречу тому, что можно назвать истинным лицом Термы: исполинская жёлто-чёрно-серо-красная воронка, на которой угадываются искажённые от злости человеческие черты. Миг - и воронка накрывает людей, скрывает от посторонних глаз, делает невидимыми. Пустыня ревёт в бешеном восторге, расшвыривая пески, извлекая из своих недр невиданные никем сокровища, - золото, серебро, алмазы, изумруды, рубины, красные как кровь, - и подбрасывая их в небо, как знак своей победы.
Терма означает смерть.
До самого вечера длится этот неугомонный пляс. Когда понурое солнце садится и на небосводе вспыхивают звёзды, они с разочарованием видят плотный занавес пыли, накрывший пустыню. Не увидеть, не разобрать в этом мельтешении маленькие человеческие фигуры, дабы узнать - живы ли? или умерли? продолжают ли брести, или сидят, накрыв головы обрывками одежд, или лежат под песками, задохнувшиеся, изрезанные песчинками-лезвиями?
"Она мертва, - холодно констатирует Альдебаран. - Никто не может пережить столь страшную бурю. Я не припомню, что Терма так гневалась".
"Может быть, они нашли укрытие", - Мира не соглашается с категоричностью старшего собрата.
"Они?" - удивлённый хор.
"Вы разве не видели мужчину, который всё это время шёл следом за ней?".
"Нет, - Регул досадливо вспыхивает. - Мы следили за женщиной. Почему ты не сказала нам? Наблюдать за двумя интереснее, чем за одной."
Молодая звезда Мира из созвездия Кита не отвечает. Игнорируя всезвёздное осуждение, она вглядывается со своей высоты на ночную земную пустыню, по которой бродит выдыхающаяся буря.
Вместе с первыми удалёнными проблесками солнечного света ярости Термы приходит конец. Вихри рассыпаются на отдельные частички, все извлечённые сокровища вновь находят надёжное укрытие глубоко под землёй. Большинство звёзд тонут в бледнеющем небе до того, как это происходит - лишь несколько светил, отчаянно желающих узнать, чем эта игра кончилась, продолжают сиять. Среди них Мира, которая не теряет надежды на чудо, скептический Альдебаран и Регул, которому безразличен исход, ведь главное - процесс, интрига. Пустыня светлеет, очищается, но ещё рано... ещё немного рано увидеть всё, что на ней происходит.
"Невозможно выжить", - ворчит Альдебаран, чтобы скоротать томительное ожидание.
"Такого азарта я не испытывал многие тысячи лет", - смеётся Регул.
А Мира, как и прежде, молчит.
И в последнее мгновение рассвета три звезды смотрят сверху вниз на Терму, которая дремлет после буйства, которому предавалась всю долгую ночь.
Изменено: Георгий Старков, 11 Ноябрь 2007 - 10:00
