ТЁМНЫЕ САДЫ
Розы увядают, этот сад погиб.
Стивен Кинг, "Мобильник".
Стивен Кинг, "Мобильник".
Впервые я увидел цветок, когда вышел из дома выбросить пакет с мусором. Возвращаясь к лестнице, я увидел, что под фундаментом дома появился тоненький зелёный стебелёк с алой головкой. Цветок пробился через узкую щель в бетоне и тянулся к солнечной стороне, опираясь худосочными листьями о серую поверхность. Мне он напомнил розу, но, во-первых, в наших краях розы не росли, во-вторых, у цветка не было шипов, да и форма лепестков была не такая, как у розы. Я испытал мимолётную жалость к растению, обречённому на бесславную гибель. На дворе наступала осень - первые же сибирские морозы высосут из цветка всю жизнь. Даже если он каким-то чудом устоит во время заморозков, какой-нибудь шалопай из тех, что слоняются по дворам, увидит красивый цветок и не устоит перед искушением сорвать. Мысленно пожелав мужественному ростку удачи, я зашёл в подъезд и забыл о нём.
Я вспомнил о нём вновь по прошествии пяти дней. Когда тем вечером вошёл во двор, возвращаясь с работы, "Волга", припаркованная возле дома, собралась выехать на улицу. Машина медленно проползла мимо меня, и я услышал, как в салоне на полную громкость играют бессмертные "Белые розы". Крикливый голос Юры Шатунова напомнил мне о растении, виденном пять дней назад. Наверное, с грустью подумал я, его уже нет. Иначе я замечал бы его в предыдущие дни, когда входил или выходил из дома.
Взявшись за перила лестницы, я с надеждой наклонился вперёд, разглядывая пространство под домом. Ничего. Цветок пропал.
Я уже собрался выпрямиться и пойти дальше, когда взгляд зацепился за зелёную ниточку, которая произрастала из щели асфальта. Другой конец нити прятался за одной из массивных колонн, на которых покоился дом. В вечном полумраке под фундаментом нить легко было проглядеть. Если бы я не знал, что тут раньше рос цветок, то ни в жизнь не увидел бы стебель.
Заинтригованный, я оторвался от лестницы и полез под дом. Судя по тому, как безвольно лежал стебелёк на бетоне, цветок уже замёрз, но мне почему-то хотелось ещё раз посмотреть на его алую головку, пусть сморщённую и неживую. Может быть, я надеялся на чудо. В таком случае надежды оправдались сполна. Заглянув за колонну, я еле удержался от возгласа удивления.
Цветок не умер. Более того - неизвестно, как он нашёл столько питательных соков в холодной бесплодной почве, но из ростка за эти пять дней он превратился в большущее растение, достигшее зрелости. Алые лепестки потемнели; теперь цвет был близок к багровому. Вместо жалких трубочек, которые я видел в прошлый раз, растение обзавелось роскошными листьями, гордо поднятыми вверх. Ниточка, которую я принял за стебель, оказалась всего-то продолжением корня. Она постепенно переходила в собственно стебель, толстый, влажный и упругий. Цветок стоял вертикально, любовно прислонившись к колонне. На вид никто не сказал бы, что корень у него находится тридцатью сантиметрами левее. Создавалось впечатление, что он растёт прямо из бетона.
Я потрясённо цокнул языком. Да уж, живучий оказался упрямец. Цветку повезло, что стебель скрыл алую головку за колонной, иначе его бы кто-либо давно вырвал с корнем. Я снова подумал о грядущих холодах и о том, как хорошо было бы иметь зимой в собственной квартире такой изумительный клочок лета. Почва для размышлений была благодатной, и я в задумчивости покинул пространство под домом, мысленно пообещав цветку вернуться.
Следующим вечером, когда я шагнул за знакомую колонну, в моих руках была небольшая лопаточка для садоводства. Я плохо представлял себе, как выковырять стебель из узкой щёлки на асфальте, не повредив при этом корень, но намеревался разобраться по ходу дела. Этого мне делать не пришлось, потому что цветок уже ничто не связывало с почвой. За прошедшую ночь стебель оторвался от корня и теперь сиротливо валялся на асфальте, изогнутый в конце. Зрелище напоминало руку падающего в пропасть, который последним отчаянным жестом пытался ухватиться за выступ. Головка цветка ещё сохраняла прежнюю живость, но мне показалось, что её красота померкла. Нежные лепестки раскинулись шире, листья безвольно поникли.
С содроганием я взял погибший цветок в руку. Стебель оставался свежим и упругим, и во мне зародилась надежда: если пересадить растение прямо сейчас на плошку с плодородной почвой, то цветок, может, вернётся к жизни. Садоводы, возможно, посмеялись бы над моей надеждой, но мне было жаль умирающую красоту позднего цветка, в котором я углядел родственную с собой душу. Отбрасывая весь пафос, наши пути действительно были в чём-то схожи. Подобно тому, как он был одинок в неудобном месте всхода, я тоже был в квартире один. Никто не станет на меня коситься, если я решу приютить его у себя.
Я отнёс покалеченное растение в свою квартиру и отправился в магазин цветов за плошкой с землёй. Обильно полив почву водой, я вырыл не очень глубокую ямку и вставил нижнюю часть ст###### туда. Цветок держался по-прежнему вертикально, но не как прежде - гордо, самоуверенно, со знанием собственной изящности, - а напоминал слабого, больного человека, который пытается заново научиться ходить после автокатастрофы. Мне оставалось только наблюдать за тем, как он цепляется за жизнь. Исход этой борьбы зависел не от меня.
Следующим утром на вид ничего не изменилось. Цветок стоял на подоконнике, листья опущены вниз, головка едва заметно склонилась набок. По крайней мере, он не собрался увять окончательно. Я наспех позавтракал и поехал в офис. День был тяжёлый и загруженный, и к возвращению домой я был совершенно измотан. Ни о каком растении, которое дожидалось меня в кухне, я, конечно, не думал. Зайдя в квартиру, первым делом принял душ, сменил одежду, и только потом вошёл в кухню, чтобы состряпать себе ужин. Тут-то меня и настигло первое крупное удивление.
Он вырос. Я мог бы поклясться чем угодно - утром цветок был гораздо меньше. Лепестки снова выпрямились, болезненная желтизна стёрлась. И они стали крупнее на вид (а то и больше количеством). В секунду изумления мне казалось, что цветок растёт прямо сейчас, на моих глазах, поскрипывая и удлиняя стебель, но это, конечно, было не так. Меня охватила благоговейная радость.
"Он поправляется, - подумал я. - Зализывает раны, как и всё живое".
Ту же картину я наблюдал и следующим вечером, и следующим, и ещё... пока увеличение размеров цветка не стало видно невооружённым глазом. Но размеры диковинного растения были не единственным, что стремительно менялось у него за эти дни - куда более впечатляла другая форма самосовершенствования цветка, превращающая его из чахлого подобия розы в растение невиданной красоты.
Краска приливала к тонким лепесткам, окрашивая их в тёмно-красный цвет. Я мог видеть сквозь лепестки - тогда мир казался разбавленным кровью, и вещи причудливо менялись. Сердцевина коронки была ослепительно жёлтой, как бы полированной. Я полагал, что кто-то другой, у которого зрение острее, мог бы разглядеть на гладкой поверхности собственное отражение - крохотное, но обладающее всеми деталями. Листья и стебель наливались соком и тоже выглядели едва ли не прозрачными. Каждая прожилка внутри отчётливо вырисовывалась в них зелёным узором. Листьев стало так много, что в середине ст###### они образовывали миниатюрные джунгли. И всё это за какие-то пять или шесть дней.
А благоухание!.. Росток, который я принёс в дом, не источал никакого запаха. То, во что он превратился в плошке, сочило тонкий душистый аромат, который проникал прямиком в сердце, заставляя вдыхать и вдыхать ещё, не желая остановиться. Американский парфюм?.. Знаменитые французские духи, по которым сходит с ума весь свет? Куда там - этот аромат был лучше всех их, вместе взятых. Он мог превратить любого в заядлого токсикомана, способного провести целые часы, втягивая в себя запах подрагивающих лепестков.
Я радовался как мальчишка, гордый собственной находкой. С одной стороны, мне не терпелось рассказать своим знакомым о том, какое сокровище приютилось на моём подоконнике, но как только я открывал рот в компании, чтобы похвастаться необычайным цветком, на меня тут же накатывала странная, пронизывающая мозг костей ревность. Если я проболтаюсь им о цветке, то им, конечно, захочется глянуть на такое чудо. Как я могу отказать им без того, чтобы прослыть бессовестным вруном и хвастуном? Значит, они тоже будут здесь; моё единоличное соприкосновение с этим таинством подойдёт к концу. Я отдавал себе отчёт, что моя необъяснимая алчность глупа и бессмысленна, но всё же упорно хранил известие о моём новом сожителе внутри себя.
Так что цветок рос и развивался, не виденный и не тронутый никем, кроме меня. Я купил для него другую плошку, объёмнее и красивее. Вечерами любовался им, вдыхал его аромат, а утром перед уходом на работу его запах заменял мне поцелуй любимой женщины, каковой у меня никогда не было. Такое положение вещей меня более чем устраивало. Как оказалось, зато оно не устраивало кое-кого другого. Кое-кто хотел большего.
На исходе второй недели мною вдруг овладело недомогание. Я стал просыпаться с головной болью; иногда меня мучила бессонница, а иногда, напротив, я спал по двенадцать часов без продыху, опаздывая на работу. Будильник надрывал глотку, пытаясь докричаться до меня, а я продолжал сопеть носом, как ни в чём не бывало. Желудок стал устраивать периодические бунты. То и дело без всякой причины у меня подскакивала температура или пересыхало горло. Я сходил к врачу, забеспокоившись, что заразился экстравагантной формой гриппа или чего похуже (на работе мне приходилось пожимать руки многим незнакомым людям, так что это вполне могло произойти). Но после обследования выяснилось, что я здоров, как бык. Не поверив врачу (дешёвая клиника, раздражённо думал я, что с неё возьмёшь), я сходил в другую клинику, более престижную. Но и там диагноз был тот же: абсолютно здоров.
Вот тогда-то я и подумал о цветке.
В какой-то степени это было настоящим безумием - подозревать в своём недуге не что иное, как растение, тихо-мирно растущее в своей плошке у окна. Но я стал замечать, что непонятная болезнь обостряется в дни, когда я провожу возле цветка особенно много времени. Я устроил проверку: в первый день старательно обходил чудо-цветок стороной (хотя меня неотвратимо тянуло снова вдохнуть полной грудью тот неземной аромат), а в следующий наверстал упущенное, почти весь вечер проводя в компании своего дружка. Как я и думал, в первый день болезнь отдала назад, вернув мне радость жизни, зато во второй на меня напала лихорадка, сопровождающаяся обильной рвотой и смазанными сновидениями. Так я окончательно уверился, что причиной моих несчастий выступает именно цветок.
Первая мысль была: выбросить. К чёрту. Или сдать в ботанический сад, пускай поохают и поисследуют, как он попал в наши края. Зрелище, конечно, интересное и очень красивое, но не стоит разрушенного здоровья. Кто знает, может, этот запах, в котором я души не чаю - на самом деле отравленный газ, и прикосновение к этим сочным лепесткам действует не хуже, чем если бы ты взял в руки стержень из чистого урана.
На том я было и решил. Зашёл в кухню, предусмотрительно надев перчатки на руки, и резким жестом поднял плошку на уровень глаз. Цветок колыхнулся, словно в испуге. Высота его теперь была не меньше тридцати сантиметров. Волшебный запах снова ударил в нос. Я собирался задержать дыхание, но не смог. Этому аромату нельзя было не покориться. Я стал жадно вдыхать и выдыхать, забыв про свои рациональные измышления. В последний раз, твердил я себе, только в последний раз. Больше я не смогу делать это при всём желании. Нанюхавшись до одури, я сделал два шага в сторону выхода. Ноги подкашивались. В ушах гудело, и вдруг кухня вся сморщилась, как хрустящая фольга для шоколадок; я почувствовал, что падаю, и плошка выскальзывает из моих пальцев.
Здесь, лёжа на жёлтом линолеуме кухни, перемазавшись в высыпавшемся из плошки почве, я в первый раз увидел сон про большой сад. Ничего не запомнил из того сна - в миг пробуждения в голове отпечаталась лишь заключительная картина, яркая до рези, как литография: небо с тёмными-претёмными громадами туч, и красноватый отблеск, который пробивается сквозь них. Больше ничего, кроме главного: это было прекрасно, и сон стоил того, чтобы увидеть его при таких обстоятельствах. Было ещё кое-что: я знал, что больше болеть я не буду. То, что было ранее, не более чем нелепое недоразумение. Каким-то образом цветок смог понять, что делает мне нехорошо, и теперь я мог не беспокоиться. Как любил говорить очередной вождь прошлых лет: по этому вопросу мы пришли к консенсусу.
И правда, когда я встал и начал убираться в кухне, то чувствовал себя гораздо лучше. Головокружение и резь в животе прошли. Во всём теле, от пяток до макушки, ощущалась какая-то лёгкость и невесомость, словно я только вернулся из бани. Я выбросил в мусор осколки плошки, собрал землю в маленькое ведёрко и до поры поставил цветок туда. Когда я пересаживал его, моё внимание привлёк небольшой круглый нарост в корне цветка. Он напоминал комок пластилина, небрежно раскатанный в ладони, или деформированный картофельный клубень. Ничего особенного, учитывая все странности цветка - но почему-то эта круглая опухоль вызывала во мне неприятие, чуть ли не отвращение. Я быстро загреб землю ладонью, чтобы нарост исчез из виду.
В следующий день я снова посетил цветочный магазин - за новой плошкой. Но когда плошку мне принесли, и я уже держал её в руках, то подумал, что она, возможно, будет мала для растения, которое развивается столь бурно. Может, именно ограниченные размеры прежней плошки и удерживали её от дальнейшего совершенствования?.. Я вернул плошку продавцу и попросил новую, побольше - широкая кадка, доходящая мне до груди. Пришлось воспользоваться помощью грузчиков, чтобы дотащить кадку до дома. Они не увидели цветок, потому что он стоял в кухне, а кадку я велел поставить в угол гостиной. Пока грузчики пыхтели, устанавливая её, я ещё раз обдумал принятое решение. Вспомнил мягкий пластилиновый нарост, который прятался под землёй, и кивнул сам себе. Решение было верным. Другого и быть не могло.
Так для цветка началась новая жизнь. Как я и ожидал, в новом месте он развернул куда более бурную жизнедеятельность, дойдя вскоре до половины метра в высоту. Его уже трудно было назвать цветком - скорее маленькое деревце. Под прежними лепестками вырос второй слой, очень тонкий и нежный, имеющий светло-розовый цвет. Сердцевина коронки зияла, как маленькое солнце, и по-прежнему радовала глаза зеркальной начищенностью. Я поливал цветок водой и сыпал в почву удобрения. А в благодарность за это он показывал мне сны... сны, после которых я просыпался счастливый и измождённый, весь в горячем поту, с остекленевшими глазами. Первые сны я так и не запомнил, но потом мозг стал как-то приспосабливаться. Возможно, память отказывала, потому что виденное мной изначально не предназначалось для глаз человека. Но я видел. И с каждым разом всё больше.
Я видел те же тёмные небеса с теми же грозными тучами, которые налезали друг на друга и расплывались мазутным пятном. Я видел красные лучи светила, которое пряталось за ними. Это было самое лёгкое, что запоминалось. А вот для восприятия того, что находилось под этой панорамой, - места, которое я назвал "большим садом", - требовалось сил гораздо больше.
Поле багровых цветов не имело конца и края. Оно было везде, от одного горизонта до другого. Да и был ли горизонт вообще, или красные головки уходили прямиком в бесконечность? Я не знал. Цветы располагались в совершенном порядке, образуя решето. Я видел их отовсюду - сверху, снизу, сбоку, даже находясь среди них, - но нигде мне не удалось заметить ни малейшего отклонения от всеобщей гармонии. Багровый сад под багровыми небесами, изливающий багровое сияние. Каждый цветок был похож на маленькую лампу. Мерцающий ореол мягкого света окутывал их, как аура, и в этом размеренном сиянии цветки тянулись вверх, ещё выше, к небу с тяжёлыми, никогда не рассеивающимися тучами. Я мучительно ждал, когда же пойдёт долгожданный дождь, но его не было. И, похоже, и не могло быть в этом странном месте, который не мог существовать в нашем банальном мире.
Находиться там было ужасно и прекрасно одновременно. Я чувствовал, как касаюсь своим разумом чего-то непостижимого, не могущего быть реальным, но тем не менее реального. И лучшим доказательством тому была частица того грандиозного сада, которая приютилась в углу гостиной. После всех видений стало понятно: мой цветок - ещё лишь дитя, которому расти и расти до подлинной зрелости. Тем не менее, он уже начал размножаться, и по четыре стороны от него развернули чаши его миниатюрные копии.
По иным ночам цветок светился. То же мглисто-бархатное сияние, которое я видел во снах. Сначала сияние было видно очень редко - раз или два в неделю, но частота увеличивалась, и вскоре цветок стал отбрасывать тень почти каждую ночь. Маленькие цветки подхватывали это сияние, стараясь не отставать от родителя, но они явно были не соперники ему. В священном восторге я касался лепестка, окружённого ореолом, и кончики моих пальцев тоже окутывал тот же свет. Он не угасал до самого утра, когда под напором солнечных лучей багровое сияние медленно затухало.
"Мой цветок, - думал я, глядя на потолок квартиры с блаженной улыбкой. - Он мой".
Я почти перестал ходить на работу и выходить на улицу. Квартиру покидал только по самым насущным потребностям, как-то: сходить за едой, вынести мусор, оплатить счета, и так далее. Мне не хотелось ни на минуту отдаляться от прекрасного пришельца с иного мира (в этом я уже не сомневался), который поселился в моём доме. И я с нетерпением ждал каждой ночи, зная, что мне предстоит очередной визит в иную реальность, несомненно лучшую, чем наша.
А сны продолжались, становясь ярче и глубже. Поле цветов более не представлялось чем-то монолитным, раз и навсегда застывшим. Я видел, как ветер колышет их головки, заставляя клониться. Иногда какой-нибудь цветок сбивался в сторону, поражённый болезнью или иной неприятностью, и тогда остальные растения усиливали своё мерцание, помогая сородичу. Не проходило и часа, как погнувшийся стебель вновь выпрямлялся, и всеобщая гармония восстанавливалась.
Безымянный "большой сад" теперь имел название. Об этом мне сообщил тихий голос, говорящий баритоном прямо над ухом - он появился примерно тогда, когда мой цветок стал испускать лучи каждую ночь. Я полагал, это именно его голос, и ничей другой. Значит, нынче я мог общаться со своим другом. Но обычно он на вопросы отвечать не был склонен, и говорил только тогда, когда сам хотел.
Тёмные Сады, сообщил он мне, когда я в задумчивости глядел на бескрайнее поле. Они называли это место Тёмные Сады.
Кто? - откликнулся я (конечно, мысленно). - Здесь раньше кто-то бывал?
Но голос лишь едва слышно засмеялся и больше ничего не говорил. Я продолжил изучение сада и увидел, что земля под цветами рыхлая, сбившаяся в плотные комки. Подобную почву я видел не впервые: у меня дома, в кадке, земля тоже посерела и слиплась в мёртвые куски. Должно быть, в процессе развития цветы высасывали из неё всё, что только можно. Это мне чем-то не нравилось, но моё мнение в Тёмных Садах вряд ли кого-либо сильно интересовало.
"Нужно будет поменять почву в кадке, - рассеянно подумал я, чувствуя, как выплываю из сна. - Сделать очередную пересадку...".
Но, проснувшись, понял, что этого не требуется. Понял сам по себе, без всякого там вкрадчивого шёпота над ухом. И мне только льстило, что мы с другом нашли способ общаться без помощи слов, через мысли.
Проходили дни и недели. С работы много раз звонили, потом сообщили, что я уволен. Я сказал, что сожалею об этом, и спокойно повесил трубку. Один раз позвонила моя мама, обеспокоенная тем, что я долго не даю о себе знать. Я успокоил её, сказав, что со мной всё в полном порядке (и провалиться мне на месте, если я соврал). С друзьями и подружками, которые докапывались до моих дел, я был проще и прямо просил их не беспокоить до поры до времени. Я абсолютно здоров, дела у меня просто прекрасно, и скоро я обязательно с ними свяжусь. Их это устраивало.
И правда, нельзя сказать, что всё было так уж ненормально. С работы-то меня уволили, но при нынешнем образе жизни сбережений у меня хватило бы на пять с лишним лет безоблачной жизни. Я не оброс щетиной, регулярно убирался по дому, принимал ванну и менял одежду. Готовил и с аппетитом ел три раза в день, как обычно. Регулярно совершал обход магазинов. Днём иногда смотрел развлекательные передачи. Только вот вечера и ночи всецело принадлежали моему другу и Тёмным Садам, где он родился.
Во время одного из визитов в Тёмные Сады он рассказал, что здесь раньше были люди. Люди и цветы сосуществовали бок о бок, но потом сошлись на том, что каждому полагается свой мир. И они ушли в поисках нового мира.
Когда это было? - спросил я. Как обычно, ответ пришёл не сразу.
Ты не поймёшь. В вашем языке нет такого понятия. Это не связано с тем временем, к которому ты привык. Но можно сказать, это было очень давно... больше, чем ты можешь себе представить.
Как ты попал в наш мир? - спросил я в другой раз. - Каким образом оказался под нашим домом? Ты же мог умереть. Ты... заблудился?
Цветы покачивались под ветром на рыхлой земле. Красное солнце, которое я так и не увидел, окрашивало края туч в торжественный оранжевый оттенок.
Нет. Я пришёл в ваш мир осознанно. Мы хотим знать, в какой мир попало человечество. Я выслан сюда, чтобы сказать вам одно...
Да? - нетерпеливо спросил я, но пауза опять затянулась. Пелена сна размыла картину. Моё сердце забилось учащённо. Ответ казался мне очень важным. Я должен был услышать его, прежде чем проснусь. Изо всех сил я цеплялся за осколки сновидения, пока не услышал тихий голос вдалеке.
Чтобы сказать... Розы всё ещё цветут в Тёмных Садах, покинутых вами.
И я проснулся. Полумрак рассвета делал воздух вязким, как сметана, но я нашёл в себе силы выскочить в гостиную, даже не надев тапочки. Как раз вовремя, чтобы заметить, как гаснет сияние цветка. Внезапно меня стало тошнить, я опрометью кинулся в туалет, где меня вывернуло наизнанку.
В тот день я почему-то не желал близко подходить к цветку. Не знаю, что меня так напугало. Сон не отличался от череды других - я наслаждался пребыванием в Тёмных Садах, мой друг нехотя отвечал на мои вопросы. Что изменилось? Может, настало пресыщение, и всё это таинство мне надоело? Я решил, что, скорее всего, дело именно в этом. Но почему тогда я боялся даже взглянуть на эти благоухающие лепестки, которые недавно дарили мне столько радости? Только ли из-за того, что запах приелся?
Всё, хватит, внезапно подумал я за обедом. Наигрался. Нужно завязывать. Найти новую работу, возобновить походы во внешний мир... может, даже избавиться от цветка.
Я пришёл в ужас от такой мысли. Избавиться?! Просто так выкинуть пришельца из иного, загадочного мира, который столько мне рассказал и с которым я успел подружиться? Что за дикость! Ну уж нет. Да, последней ночью его слова меня напугали, но это дело поправимое. Сегодня всё будет как раньше, и я снова пойму, как много значат в моей жизни походы в загадочное место под названием Тёмные Сады.
Настал вечер. Я по привычке оросил почву в кадке, которая потихоньку каменела. Но цветок этого как будто не замечал - стоял, раскинувшись во всю красу, и по нежно-алой ткани медленно растекалось изумительное сияние. Запах был острее и приятнее, как никогда. Маленькие цветы тоже выросли будь здоров - глядишь, скоро тоже заимеют голос.
Так ты всё-таки роза, - отрешённо подумал я, любуясь красотой маленькой семейки. - Роза, цветущая в Тёмных Садах, покинутых нами вечность назад. Что тебе нужно в нашем мире? Зачем ты пришёл?
Я провёл пальцами по большому лепестку. Подушка мизинца тут же загорелась багровым огнём. Задумчиво глядя на него, я отправился в постель. Долго не мог заснуть. Странная нега, которая уносила меня в иной мир, не спешила заключать меня в объятия. Лишь к полуночи мне удалось погрузиться во власть сна и снова увидеть бурное небо и мирную, навсегда упокоившуюся землю с красными цветами. Что примечательно, цветы, которые росли в Тёмных Садах, тоже были сегодня ночью красивы, как никогда. Их сияние доходило до самого неба и сливалось с лучами солнца. Далеко-далеко, до края земли...
Сегодня особенный день, раздался шёпот возле уха. Обычная, ничего не выражающая интонация пропала - голос так и брызгал радостью и нетерпением.
Да? - осторожно отозвался я. Всё это мне не нравилось. Не было пьянящего ощущения умиротворения, не было ничего хорошего под мрачными небесами. Мне стало зябко и одиноко.
Твои родичи назвали бы это днём рождения. Хотя нет... думаю, на вашем языке "возрождение" - более правильное слово. Ничто не пропадает бесследно в Тёмных Садах.
Да? - снова сказал я. Ничего другого в голову не приходило. Я хотел проснуться. Уж тогда-то точно выкину к чертям странный цветок...
Я очень рад, что мне довелось с тобой общаться. Мне было действительно очень приятно. Я многое узнал о вас, о людях. Но я должен выполнять своё предназначение. Более нельзя медлить... уже можно возрождаться.
Вот тут-то я сорвался.
- О чём ты говоришь? - громко закричал я. Ветер подхватил крик и унёс высоко к тучам, где оно многократно повторилось, превратившись в нечёткое эхо. Словно этого и ждали, все растения в Тёмных Садах дрогнули в едином порыве. Головки качнулись, земля под толстыми ст######ми вздыбилась. Сухие комки почвы с шуршанием покатились в стороны. В мгновенье ока этот звук захватил весь мир, напоминая шорох армии крыс, которая ползёт под покровом ночи.
"Что происходит?".
Сад рушился. Упал один цветок, за ним второй. Сияние потухло, превратив чаши цветов в жухлое тряпьё. Везде земля переворачивалась, словно из-под её глубин вверх рвалось нечто... тысяча, миллион, миллиард этих "нечто", заполоняя Вселенную от начальной точки до конечной. Я закричал, с превеликим облегчением чувствуя, как пробуждение утягивает меня назад. Но за мгновение до того, как оказаться в своей постели с криком, рвущимся из пересохшего горла, я услышал ужасающий визг, который издавали существа, лезущие из-под земли.
Сон, попытался я успокоить себя, стуча зубами. До рассвета было ещё далеко. На потолке застыл отсвет уличного фонаря. Я проснулся. Всё хорошо, всё в порядке. Всё в по...
Знакомое до боли шуршание в гостиной дало мне понять, что ничего не в порядке. Я встал, как сомнамбула. Почувствовал, что горящие огнём ступни коснулись линолеума. И пошёл вперёд, в темноту гостиной, где с моим цветком происходило то же самое, что с миллиардами ему подобными в ином мире.
Цветы упали. Два выпали из кадки на пол, другие лежали, переломанные и растерявшие своё великолепие, на истощённой почве. Ноги несли меня сами; я подошёл вплотную к кадке и заглянул сверху, уже догадываясь, что происходит. В конце концов, я ведь видел тот странный клубень, когда пересаживал цветок - да только откуда мне тогда было знать, во что он вырастет?
Более нельзя медлить... уже можно возрождаться.
Жёлтое слизистое существо силилось вылезти из земли, отталкиваясь студенистыми короткими руками от краёв кадки. Тело тряслось и подрагивало, формы менялись, не останавливаясь ни на секунду. Что оставалось неизменным - это две руки, две ноги, раздутое туловище и нечто вроде головы: щелки глаз, крошечные отверстия на месте ушей, провал носа и беззубый широкий рот, в котором тоже была жёлтая слизь, напоминая желчь. Я застыл, парализованный то ли страхом, то ли волей этого существа, которое не давало мне сойти с места. Наконец оно освободилось от корней цветов, которые вылезали из его рта (вот кого я подкармливал все эти месяцы, отстранённо подумал я, глядя на него, неудивительно, что почва так быстро обеднела). Его лицо обратилось ко мне: уродливое, лыбящееся, истекающее отвратительной слизью. Он протянул ручки ко мне, и я покорно нагнулся, уже полностью потеряв контроль над собой. Я только видел его лицо, приближающееся ко мне, и слышал своё хриплое дыхание. Оно раздвинуло мягкими пальцами-щупальцами мои челюсти и напоследок снова улыбнулось мне улыбкой победителя. Мне показалось, что оно мне что-то сказало - что-то вроде Розы всё ещё цветут, и потом стало вливаться горячей массой в мой рот, проникая в горло, оттуда - в желудок, оттуда - во все жилки тела, расплавляя внутренности, как горячий свинец. Стало трудно дышать. Я закрыл глаза, а открыть уже не смог.
Ранним утром, когда солнце только вставало над спящим городом, из подъезда девятиэтажки на окраине города вышел человек. Он стоял, схватившись за перила лестницы, словно боялся упасть, и удивлённо оглядывал пустую улицу с жёлтым мигающим глазом светофора на перекрёстке. Он остановил свой безмерно изумлённый взор на дворнике, который подметал сухие листья возле подъезда. Увидев человека, пристально следящего за ним, дворник недовольно пробурчал:
- Ну, что уставился? С утра пораньше делать нечего?
- А? - человек растерянно мигнул. - Нет... я просто... осматриваюсь.
Он сделал шаг вниз по лестнице и едва не упал, споткнувшись одной ногой о другую.
- Ходить, что ли, не умеешь? - дворник всё хмурился. - Ну давай, осматривайся, это у нас не запрещено. Только поосторожней там, а то держишься, как новорождённый.
- Ново... что? - человек с огромным интересом подался вперёд, не выпуская перила.
- Ну, ты даёшь, сынок, - усмехнулся дворник. - Новорождённый, говорю. Только-только родился. Так-то понимаешь?
- Да, - кивнул человек и вдруг заулыбался. - Понимаю... Новорождённый. Только-только родился. Да, думаю, это правильное слово.
Не обращая внимания на ворчания дворника, он выпустил перила из руки и сделал первый самостоятельный шаг вперёд. Получилось неплохо. А там, где один шаг, будет и второй. Человек продолжал идти вперёд, пока не вышел из двора. Он задержался всего на секунду, восхищённо глядя на синее небо и белые перистые облака, плывущие на нём - и ушёл изучать новый, неизведанный для него мир.
Изменено: Георгий Старков, 16 Июль 2007 - 16:18
