Знаете, бывает в жизни каждого такая ерунда, когда приходится пересматривать свои взгляды на жизнь.
Да. Бывает. С этим не поспоришь.
Особенно лёжа в гробу.
...Смутно помню подворотню. Обычную такую, ничем не примечательную подворотню за очередным магазином с парой мусорных баков и изрисованными стенами. Я был там. Честно говоря, сейчас уже не пойму, чего я забыл у этих мусорных баков. То ли хотел купить пива, чтобы банально напиться вусмерть в пятый раз за неделю, то ли ещё что-то...
Не знаю. Тогда я знал только то, что рядом кладбище.
Стенки, стенки. Темно. Наверное, скоро кончится воздух.
Потом пошёл дождь. Я прислонился к запертой двери и закурил. В пачке оставалось ровно две сигареты. Дешёвые, как моя работа, как моя квартира, как мои женщины. Как и я сам. Чёртов дождь хлестал долго, то и дело роняя капли на плохую бумагу со свёрнутым табаком. На душе было паршиво. Пасмурный осенний Нью-Йорк, ливень поздней ночью, осознание собственной незначительности - всё подавляло меня. Собственные ботинки словно кричали мне: "Купи новые, мы скоро развалимся!", обои дома давно уже не скрывали серых стен, а надпись "My name is Lucky" на футболке давно походила на "My name is Looser".
Я и погода. Мы соответствовали друг другу.
Сигареты. Да, вот они. Нет, не закурю. Воздух не вечен. Зажигалку бы для света... Где она?!
- Дай мне закурить, братишка, - сказал кто-то слева.
- Конечно, - ответил я, оборачиваясь.
В стене ливня стояла тощая женская фигура. Кажется, на ней были потрёпанные джинсы. Да, точно. И куча браслетов на тонких запястьях. И вода, стекающая по крашеным в немыслимый красный волосам. И облепившая костлявое тело майка с корявыми буквами "Jesus dead" оранжевым по чёрному. Белое-белое лицо. Я почувствовал укол отвращения.
- Спасибо, братишка.
Её зубы мгновенно прикусили выщелкнутую сигарету.
- А прикурить?
Какая наглая.
- Не жирно?
- В самый раз. Давай, не жлобься.
Чего-то хочется. То ли всё изменить, то ли выпить.
Мы стояли уже минуту или около того, пережидая ненастье. Она бесстыдно пялилась на меня, словно оценивая. Вот только мне было на это глубоко наплевать. Да и на всё остальное тоже.
- Чего уставилась?
Она иронично ухмыльнулась.
- Ты странный.
- Ты тоже.
Ещё одна ухмылка. На этот раз моя.
- Гуляй отсюда.
- Дурак. Тебе не хотелось когда-нибудь пришить самого сукина сына в мире?
- Ещё как хотелось. Ты даже не знаешь, насколько.
Она заулыбалась и отошла на несколько шагов. Только тут я заметил, что на ней гриндерсы.
- Ха-ха! Ты же видишь, как всё просто! - она закружилась вокруг своей оси, с вызовом посмеиваясь.
Щёлк-щёлк-бряц. Гриндерсы - это сильно.
Тогда мне казалось это нелепым - какая-то шлюха стоит передо мной и спрашивает, мог бы я убить человека, да ещё и смеётся. Сейчас я понимаю, в чём дело, но тогда...
- А ты - можешь? - самый банальный вопрос. Я задал его только для того, чтобы она отвязалась.
Белое-белое лицо стало очень-очень серьёзным.
- Да. Я могу. А ты мне врёшь. Ни черта ты не можешь.
Я промолчал.
- Ни убить, ни бабу склеить. Ты ведь сейчас свой шанс упускаешь, как последний лох, а?!
- Да пошла ты, - коротко бросил я в её сторону.
- ...И бабок много ты не накопишь - нееет! Тебе и на бухло не всегда хватает, я же вижу. Поди бутылки с помоек сдаёшь...
- Глухая, что ли?! - я начал раздражаться.
Она снова засмеялась.
- А твоя работа -я не уверена, что там заметят, если тебя переедет грузовик!
- Заткнись!
Смеялась в лицо.
- И ни чего ты не изменишь свою сраную жизнь, потому что ты - неудачник и му...
Она имела в виду слово "######"? Скорее всего. Я спрошу, когда выберусь.
Первый удар пришёлся ей в скулу.
- Вы...
Вторым под дых я свалил ее.
- Вро...
Потом пинал её дёргающееся тело ногами.
- Ыро..
Бил по коленным чашечкам, по локтям, по вискам.
- Док...
Я хотел выдрать к чертям её нервы, сжечь, повесить её на этой маечке, облепившей куцые груди.
Ага. Так бы и вышло. Бы.
В один момент она перестала хрипеть. Просто взглянула на меня своими странными раскосыми глазами и выплюнула ртом, по которому я только что ударил с размаху, чёткое и внятное слово:
- Выродок.
И встала, не обращая внимания на мой следующий удар. Даже не пошатнулась.
Я никогда не видел, чтобы человек, а тем более женщина, бил с такой силой. Короткий свист рассекаемого её кулаком воздуха - и кровь, тёплая, текущая с моих переломанных рёбер. Дальнейшее я наблюдал отстранённо, как зритель на последнем сеансе отстойных порнофильмов - как ударила моё тело головой о ту самую стенку магазина, как ломала рёбра гриндерсами с другой стороны, била меня мусорным баком по шее, осыпая одежду вонючей гнилью и банановыми ошмётками.
Это было очень серьёзно. Но это не главная причина, по которой я сейчас здесь, мыслящий и царапающий крышку.
После этого она сгребла меня за рваные лацканы моей куртки и казала слова, которые вывели меня из забытья:
- Ты можешь бороться, когда захочешь. Ты не так плох. - и укусила меня в шею.
Я хотел что-то сказать, но не смог. Внезапно струи дождя показались мне очень холодными и задрожали колени. "Чвак" - сказала моя шея, отдавая двести грамм крови. Я застучал зубами. Не было сил сопротивляться. Руки безвольно висели вдоль тела. В глотке что-то хлюпало и клокотало. Становилось всё холоднее. Что-то тёплое лилось за шиворот, стекая по рукам на ладони. Скоро я перестал дрожать. Перестал что-либо чувствовать. Я видел красный локон её волос и свинцовое небо Нью-Йорка.
Через минуту её волосы стали серыми. Потом небо превратилось в белое. Потом волосы и небо слились в один большой чёрный ком.
Потом я умер.
Да, поучительная байка, скажете вы, но при чём тут твой базар? Ты - труп, лежи и отдыхай.
Хе-хе.
Притом. Слушайте дальше.
Был холод. Чуть позже моим синим губам стало тепло. Это тепло прокатилось в рот, согревая язык медно-солёным привкусом и пронеслось в глотку, неся жизнь дальше.
Ещё капля. Да, да, не останавливайся.
Ещё. Хотя бы чуть-чуть.
Ну же. Больше...
Больше не было.
Я открыл глаза.
На фоне того самого неба стояла она, держа запястье с порезанными венами у меня над лицом. В квадрате неба. Проклятого нью-йоркского неба.
- Я жду три часа. Потом - как хочешь.
Вот что сказала она, закрывая крышку.
Я помню, как стучали комья о гроб, как шелестел наверху дождь, как я стонал, не в силах помешать.
Но сейчас у меня есть силы. Я вспомнил. Понял, чего я хочу.
Поэтому я напрягаю все мышцы. Я бью доски с утроенной мощью. Хруст - костяшек или дерева, уже неважно. НА грудь сыплется земля, мерзкая и ледяная. Но наверху нет этого льда, там тепло и хорошо, там она.
- Дай мне крови своей, - я лезу наверх.
- Дай мне плоти своей, - я прорываю и прогрызаю себе путь.
Она не знала, моя госпожа, у которой я даже не узнал имени, что под тем сукиным сыном я имел в виду себя.
- Дай мне умереть, - шептал я долие годы, глядя в небо.
Земля. Ненавижу её. Почва забивается в ноздри, в рот, мешая выть что-то неразборчивое. Кругом черви. Они как-то неожиданно рады мне, словно для них я давно уже пища. Но я сильный. Я выберусь.
Рука на поверхности.
Я докажу ей, что чего-то ещё стою. Что могу бороться с Богом, который поворачивается к своим детям. Себе докажу.
Вылезла голова и торс.
Видны её ноги. Отчётливо, до последней детали замечаю стальные набойки на подошвах обуви. Не смею поднять глаза.
Я ещё жив. Уж мёртв. Ещё голоден. Уже люблю её. Люблю и ненавижу.
И вот теперь, когда я вылез, весь замаранный грязью, я обниму её колени как малый ребёнок и завою в равнодушные звёзды клыкастой пастью:
- Я ХОЧУ ЖРАТЬ! ДАЙ МНЕ!
Изменено: Vasilinka, 17 Апрель 2006 - 15:11
